Слабым местом в плане Ллойд Джорджа было отношение к Германии. Возражая против расчленения Германии, Ллойд Джордж думал в то время использовать её против Советской страны. А это требовало сохранения Германии как военной державы, создавая тем самым возможность для Германии, собравшись с силами, вновь выступить против той же Англии.
Положение Америки в кругу мировых держав резко изменилось в конце войны. Из страны-должника США превратились в страну-кредитора, которой Европа задолжала около 10 миллиардов долларов. Обеспечить получение долгов нельзя было, не вмешиваясь в европейские дела. Приходилось окончательно отказаться от прежней позиции невмешательства — и президент США впервые в истории страны покинул пределы родины, отбыв на старый континент, в Европу.
Тогдашних руководителей Америки пугало морское могущество Англии. «Уничтожение германского военного флота, — признаёт Бекер, написавший книгу о Вильсоне, — давало британцам беспримерный в истории перевес над всеми державами… Морское могущество Англии увеличилось ещё в большей степени благодаря союзу между Британией и Японией, третьей великой державой мира».
Считая возможность конфликта между Великобританией и США маловероятной — «правда, не вследствие чувства взаимной симпатии», а потому, что обе державы обладали избытком территории на земном шаре, — Бекер заключает: «Тем не менее морское превосходство Англии было важным моментом, определившим её поведение на мирной конференции».
Сам Вильсон поддерживал положение, что американский флот должен быть таким, чтобы он мог поспорить с любым флотом мира. «Ни одному флоту в мире, — говорил Вильсон 3 февраля 1916 г. в Сен-Луи, — не приходится защищать так далеко растянувшуюся область, как американскому флоту; поэтому он должен, по моему мнению, превосходить все прочие флоты мира своей активностью».
В целях ослабления Англии и Японии США добивались расторжения англо-японского союза. С другой стороны, можно было затруднить положение Англии в Европе, не допустив полного разгрома Германии. В этом вопросе США и Англия играли одной и той же картой. Но Ллойд Джордж ставил её против Франции и России, а Вильсон — против Англии ж Советской страны.
В позиции США также были свои сильные стороны. Формально мирный договор строился на основе 14 пунктов Вильсона, — по крайней мере обе враждующие коалиции официально об этом заявили. Взоры всего мира прикованы были к Вильсону. Все видели в нём спасителя. В Европе Вильсону устраивали головокружительные встречи. В Париже его принимали восторженнее, чем Фоша, превознесённого как национального героя. Вся пацифистская пресса мира поддерживала веру в спасительную миссию президента. «Вильсон, не сдавайся!» — с таким лозунгом во всю страницу выходила лейбористская газета, противопоставляя поборников «новой дипломатии» дипломатам старой школы.
Вильсон в общем умело и настойчиво использовал сильные позиции США и добился на конференции ряда серьёзных успехов, несмотря на то, что встретил в лице Клемансо и Ллойд Джорджа весьма опытных дипломатических соперников. Они не могли простить ему свои неудачи; поэтому в отместку они и характеризовали его как деятеля, совершенно не искушённого в вопросах дипломатии и к тому же наивно вообразившего, что он действительно призван спасти мир. «Я думаю, — так писал о Вильсоне Ллойд Джордж, — что идеалистически настроенный президент действительно смотрел на себя, как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников… Особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге наций, он стал объяснять неудачи христианства в достижении высоких идеалов. «Почему, — спрашивал он, — Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в его учение? Потому что он проповедывал лишь идеалы, а не указывал практического пути для их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы довести до конца стремления Христа». Клемансо молча раскрыл широко свои тёмные глаза и оглядел присутствующих».
К числу дипломатических успехов Вильсона следует отнести, в первую очередь, заключение перемирия на основе 14 пунктов, внесение устава Лиги наций в мирный договор, отказ Италии в её притязаниях. Но у дипломатии президента были и свои слабые стороны. Прежде всего Вильсон не имел большинства в Конгрессе: на последних президентских выборах в ноябре 1918 г. демократическая партия, лидером которой он был, потерпела поражение, поэтому ему приходилось всё время оглядываться на оппозицию. Во-вторых, уязвимой стороной Вильсона было его стремление не допустить полного разгрома Германии, что фактически означало сохранение для неё экономических и политических возможностей готовиться к новой войне. Наконец, крайне слабым местом дипломатии Вильсона было отношение к Советской России. В пункте 6 своих 14 условий мира Вильсон настаивал на таком разрешении вопросов, касавшихся России, которое гарантировало бы ей «полную и беспрепятственную возможность принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики». Но когда от этой пышной декламации Вильсон перешёл к практическим вопросам, то этот пункт превратился в программу расчленения России. В официальном американском комментарии к 14 пунктам, составленном полковником Хаузом (членом делегации США на Парижской конференции и личным другом Вильсона), а затем утверждённом президентом, 6-й пункт расшифровывался следующим образом:
«Основной вопрос заключается в том, следует ли считать русскую территорию равнозначащей территории, принадлежавшей ранее Российской империи. Ясно, что это не так, потому что пункт 13-й предполагает создание независимой Польши, — условие, которое исключает восстановление территории империи. То, что признано правильным для поляков, разумеется, должно быть так же признано и для финнов, литовцев, латышей, а, возможно, также для украинцев».
На этом расчленение России не заканчивается. Американская дипломатия предлагала рассматривать Кавказ «как часть проблемы Турецкой империи». Туркестанские республики рекомендовалось передать в качестве подмандатной территории какой-нибудь великой державе. Вильсон позаботился даже о Великороссии и Сибири. «Мирная конференция, — говорилось в официальном комментарии Хауза, — может потребовать создания правительства, достаточно правомочного, чтобы говорить от имени этих территорий».
Хотя Италия на мирной конференции и числилась в группе великих держав, но после поражения у Капоретто с ней никто не считался. Верная своему характеру международного «шакала», Италия вертелась вокруг стола великих держав, выжидая куска добычи, который наметила себе в награду за измену Тройственному союзу. Поддерживая требования то одной, то другой великой державы, Италия переходила от угодливости к угрозам; она даже покинула было мирную конференцию, чего, кстати, и не заметили, как не обратили внимания и на её конфузливое возвращение в зал заседаний. Лишь в одном вопросе её представители — премьер-министр Орландо и министр иностранных дел Соннино — не меняли своей позиции и до того, как, уходя, хлопнули дверью, и после того, как украдкой прошмыгнули обратно в ту же дверь: Италия всё время настаивала на интервенции против Советской России.
Япония была представлена Сайондзи, Макино и другими делегатами, которых прозвали «молчаливыми партнёрами», — так редко приходилось им выступать. В спорных вопросах, касавшихся Европы и Африки, они не выдвигали своих претензий, а систематически поддерживали Англию и США, надеясь на соответствующие компенсации в вопросах тихоокеанских. В этих случаях их молчаливость сменялась неудержимым многословием. Оставаясь в стороне в американско-европейском конфликте и, тем не менее, всячески его углубляя, японские дипломаты под шум общей перепалки добивались захвата азиатского материка.
Что касается остальных стран, участвовавших на мирной конференции, то они самостоятельной роли не играли, а если и выступали, то лишь в роли свиты или клиентов великих держав.
Противоречия между странами не могли не прорваться на мирной конференции. Это было ясно для всех. Не случайно Бальфур перед Парижской конференцией обронил: «Повидимому, мирная конференция превратится в несколько беспокойное и бурное предприятие».