— Да, сэр.
— Так идемте к ним! Мне не терпится увидеть вашего шурина, который одним своим видом загипнотизировал нашего мистера Бэньяна. Господи!
— Сэр?
— Я только что подумал. Раз он женится на вашей племяннице, ему придется всю жизнь называть вас дядя Джо или как там?
— Дядя Гасси, сэр.
Мортимер Байлисс восторженно вскинул руки. От резкого движения что-то хрустнуло в пояснице, но он не обратил внимания.
— Всех-то дней, — воскликнул он, — этот день веселее! Я верю в фей! Верю!
Есть в Лондоне клубы, где разговор трещит, словно хворост под котелком, где принято швырять кусками сахара в друзей, и другие, более спокойные, где царит тишина, где посетители устраиваются в креслах, закрывают глаза и предоставляют остальное Природе. К числу таких принадлежал и клуб лорда Аффенхема. Тем вечером в его курительной присутствовали помимо его милости и Мортимера Байлисса с десяток живых трупов: все они ровно дышали, смежив веки, и не обращали внимания на окружающий мир. Заезжему путешественнику они бы непременно напомнили дремлющих на скалах тюленей или угревшихся крокодилов в теплом тропическом болоте.
У лорда Аффенхема и его гостя глаза были еще открыты, но немного слипались, и оба они чувствовали потребность в отдыхе. Пожилым джентльменам утомительно присутствовать на свадьбе, целовать невесту и стоя махать машине, которая увозит молодых в путешествие. Оба заметно сникли, как и гардении в их петлицах.
У лорда Аффенхема к усталости телесной прибавлялось полное смятение ума. Нынешнее счастье совершенно ошеломило его и сбило с толку. Он примерно понимал, что на молодого Фреда Холлоуэя, подцепившего его племянницу Джейн, свалились полмиллиона долларов, и это, разумеется, хорошо: Джейн заверила, что ему, лорду Аффенхему, достанется своя доля упавших с небес пенни; но как именно эти приятные вещи случились, он уразуметь не мог. Весь день он ломал голову, пытаясь вникнуть в объяснения Джейн, Билла, Кеггса и Мортимера Байлисса, так что к этому часу окончательно осоловел.
Поэтому он вполуха слушал замечания своего спутника, который был по обыкновению говорлив, хотя тоже испытывал некоторую усталость.
— Свадьбы, — говорил Мортимер Байлисс, задумчиво потягивая сигару, — всегда повышают мне настроение. Почему бы это, Байлисс? Сейчас объясню. Они дарят мне тихую радость, сродни той, которую путешественник в джунглях испытывает, видя, как боа-констриктор глотает не его, а другого. Взгляну на жениха, скажу себе: «Ну вот, попался, а ведь ты цел, старина», и сразу сердце займется, как будто я заметил радугу на небе. Вы не спите?
— М-м-м, — сказал лорд Аффенхем.
— Учтите, я прекрасно знаю, что есть чудаки, которым женитьба по душе. Тот же Холлистер, похоже, ничуть не испугался, когда за ним захлопнулась ловушка. Он упивался своим несчастьем. Однако я уже говорил вам, что смотрю на священные узы самым мрачным образом. В молодости мне иногда снилось, что я женюсь, и я просыпался в холодном поту. Но с каждым годом опасность убывает, и сейчас душа моя почти спокойна. Я гляжу на себя в зеркало и говорю: «Мужайся! С таким лицом тебе ничего не грозит, Мортимер». На редкость успокоительная мысль. Вы еще не спите?
Лорд Аффенхем не ответил. Он ровно дышал.
— Дело в том, что, если вы не спите, я бы попросил вас рассудить мой мысленный спор. Билл Холлистер. Согласны ли вы, что это достойный молодой человек с высокими моральными принципами, а не… короче, не такой, чтобы, как почти любой из нас, намертво вцепиться в чужие деньги?
Лорд Аффенхем дышал ровно.
— На меня он всегда производил именно такое впечатление, вот почему я счел нецелесообразным посвящать его в истинное положение дел с моей брачной тонтиной — а именно, что его отец в ней не участвовал. Вы изумили меня, Байлисс, продолжайте. Я это и делаю. Как я говорил Роско в самом начале, один из гостей Дж. Дж. Бэньяна на следующее утро передумал. Это был отец Билла. Он сказал, что все это — чушь, и делать ему больше нечего, как отдавать пятьдесят тысяч долларов на какую-то дурость. Другими словами, чтобы стало ясно даже последнему тупице — я о вас, мой дорогой Аффенхем, — Роско выплатил полмиллиона за здорово живешь, не считая ста тысяч Кеггсу, двадцати тысяч Стэнхоупу Твайну и еще, полагаю, кругленькой суммы прыщавому воришке. Лучшего, разумеется, трудно и желать, ибо, как я на днях говорил, это сделает его духовнее, а вот кому лишняя духовность не помешает. Однако, боюсь, Билл Холлистер, если я правильно его понимаю, рассудил бы иначе. Я почти уверен, что он, узнав правду, ринулся бы возвращать деньги, из чего заключаю, что говорить ему не следует. Нет, пусть остается в неведении. Я закончил. Что вы сказали?
Лорд Аффенхем ничего не говорил. Он тихо похрапывал и не слышал ни слова из блестящей речи.
Вот и хорошо, подумал Мортимер Байлисс, вот и хорошо. Такую великую тайну следует по возможности хранить в одной груди. Виконты иногда пробалтываются, особенно когда подопьют. Мортимер Байлисс ни разу не видел лорда Аффенхема навеселе, но такое может случиться и тогда прощай, тайна.
Замкнутые губы, подумал Мортимер Байлисс, замкнутые губы. Нет ничего надежнее замкнутых губ.
Он отложил сигару, откинулся в кресле и закрыл глаза. Вскоре его ровное дыхание слилось с ровным дыханием лорда Аффенхема и других угревшихся на солнце аллигаторов в курительной клуба «Мавзолей».
Он заснул — добрый человек, отдыхающий после трудного дня.
Примечания
Здесь собраны романы разных лет, с 1917 по 1957-й. Обычно считается, что Вудхауз (1881–1975) стал Вудхаузом в 1915-16 годах, когда появились первый Дживс и первый Эмсворт. Действительно, именно тогда он стал явственно отличаться от милых и неразличимых юмористов своего времени. Публика (видимо, в ней есть какая-то чуткость) это заметила. Перелом в его литературной судьбе произошел тогда, когда журнал «Сатэрди Ивнинг Пост» стал печатать его роман «Что-нибудь этакое» (1916). Следующим шел роман «Неудобные деньги», а за ним «Джиме Пиккадилли» (1917). В своих воспоминаниях, названных «Дрессированная блоха», Вудхауз пишет, что именно тогда «все внезапно изменилось и началось тысячелетнее царство […] так что я мог иногда позволить мясное блюдо — не только себе, но и жене, и котенку, и бульдогу».
Четвертой, в том же «Сатэрди Ивнинг Пост», шла «Дева в беде» и ее приняли «на ура». Среди ранних его романов — много очень хороших («Неудобные деньги», «Неуемная Джил», «Стремительный Сэм», «Билл Завоеватель»), но «Дева в беде» имела самый большой успех. Вскоре Джордж Гершвин (1898–1937) написал по ней мюзикл. В 1937 г. поставили фильм, Джорджа играл Фред Астер. Здесь в конце 20-х годов вышел сокращенный и слабый русский перевод под названием «Капризы мисс Мод».
Роман о ветчине написан перед самым началом бед — войны, плена, травли. Но не думайте, что следующие книги хоть чем-то печальнее; в немецком лагере и в Париже, под домашним арестом, Вудхауз писал «Полную луну» и «Дядю Динамита».
Заметим, что в этом романе есть персонаж, который, начиная с конца 30-х, часто у него появляется — веселая, добрая женщина лет сорока. То это блестящая леди, то неуклюжая американка — но остается главное, они похожи особым духом удали и уюта.
Кроме того, роман связан с его школьными годами, которые он, в отличие от многих писателей, вспоминал очень хорошо. Учился он в старинной Далиджской школе, там и жил, и часто ходил в Далиджскую картинную галерею, где есть портрет Сары Сиддонс.
Роман о широкозадом виконте написан в Америке. Раньше, еще во Франции, Вудхауз решил изобразить своего приятеля по лагерю — его фигуру, характер, любимую поговорку — и написал роман «Деньги в банке» (1947). Он — хуже этого, там — другая племянница, а об этой нет и речи. Однако мы собираемся перевести его и опубликовать. Заметим, что заглавие — истинный подарок переводчику: «банк» и «берег» — по-английски, «банк» и «банка» — по-русски.