– Удобная профессия! – сказал Жора, лукаво взглянув на Ваню черными армянскими глазами.
Оба они засмеялись, и майор тоже улыбнулся в усы.
– А юристом кто-нибудь был? – деловито спросил Жора.
В конце концов, если кто-нибудь из писателей был юристом, это вполне устраивало его и в отношении Вани.
– Этого я не знаю, но юридическое образование таково, что оно дает знания в науках, необходимых писателю, – в области наук общественных, истории, права, литературы…
– Положим, эти дисциплины, – сказал Жора не без некоторого щегольства, – эти дисциплины лучше пройти в педвузе.
– Но я не хотел бы быть педагогом, хотя вы там и прозвали меня профессором…
– Все-таки глупо, например, быть защитником на нашем суде, – сказал Жора, – например, помнишь, на процессе этих сволочей-вредителей? Я все время думаю про защитников. Вот глупое у них положение, а? – И Жора опять засмеялся, показав ослепительно белые зубы.
– Ну, защитником у нас быть, конечно, не интересно, у нас суд народный, но следователем, я думаю, очень интересно, можно очень много разных людей узнать.
– Лучше всего – обвинителем, – сказал Жора. – Помнишь, Вышинский! Здорово! Но все-таки я бы лично не стал юристом.
– Ленин был юристом, – сказал Ваня.
– То другое время было.
– Я бы еще с тобой поспорил, если бы мне не было ясно, что на эту тему – кем быть – спорить просто бесполезно и глупо, – сказал Ваня с улыбкой. – Надо быть человеком образованным, знающим свое дело, трудолюбивым, а если у тебя к тому же есть талант поэтический, он себя проявит.
– Ваня, ты знаешь, я всегда с удовольствием читал твои стихи и в стенгазете и в журнале «Парус», который вы выпускали с Кошевым.
– Ты читал этот журнал? – живо переспросил Ваня.
– Да, я читал этот журнал, – торжественно сказал Жора, – я читал наш школьный «Крокодил», я следил за всем, что издается в нашей школе, – сказал он самодовольно, – и я тебе определенно скажу: у тебя есть талант!
– Уж и талант, – смущенно покосившись на майора, сказал Ваня и кивком головы закинул свои рассыпавшиеся длинные волосы. – Пока что так, кропаем стишки… Пушкин – вот это да, это мой бог!
– Нет, ты здорово, помню, Ленку Позднышеву продернул, что она все у зеркала кривляется… Ха-ха!.. Очень здорово, ей-богу! – с сильно прорвавшимся армянским акцентом воскликнул Жора. – Как, как это? «Прелестный ротик открывала…» Ха-ха…
– Ну, ерунда какая, – смущенно и глуховато басил Ваня.
– Слушай, а у тебя любовных стихов нет, а? – таинственно сказал Жора. – Слушай, прочти что-нибудь любовное, да? – И Жора подмигнул майору.
– Какие там любовные, что ты, право! – окончательно смутился Ваня.
У него были любовные стихи, посвященные Клаве и озаглавленные, совсем как у Пушкина: «К…» Именно так – большое «К» и многоточие. И он снова вспомнил все, что произошло между ним и Клавой, и все мечты свои. Он был счастлив. Да, он был счастлив среди всеобщего несчастья. Но разве он мог поделиться этим с Жорой?
– Нет, наверно, у тебя есть. Слушай, прочти, ей-богу, – сверкая мальчишескими армянскими глазами, упрашивал Жора.
– Брось глупости говорить…
– Неужели правда не пишешь? – Жора вдруг стал серьезным, и в голосе его появилась прежняя учительская нотка. – Правильно, что не пишешь. Разве сейчас время писать любовные стихи, как этот Симонов, да? Когда надо воспитывать народ в духе непримиримой ненависти к врагу? Надо писать политические стихи! Маяковский, Сурков, да? Здорово!
– Не в этом дело, писать можно обо всем, – раздумчиво сказал Ваня. – Если мы родились на свет и живем жизнью, о которой, может быть, мечтали целые поколения лучших людей и боролись за нее, мы можем, имеем право писать обо всем, чем мы живем, это все важно и неповторимо.
– Ну, ей-богу, прочти что-нибудь! – взмолился Жора.
Невыносимая духота стояла в воздухе; они шли то смеясь и вскрикивая, то переходя на тон интимно-доверительный; шли и жестикулировали, спины под вещевыми мешками были у них совсем мокрыми; пыль оседала на лицах, и, отирая пот, они размазывали ее по лицу; и оба они – смуглый, как негр, Жора, и Ваня, с длинным лицом с бледным загаром, – и даже усатый майор походили на трубочистов. Но весь мир в эту минуту был для них – и они нисколько не сомневались в том, что и для майора, – сосредоточен на том, о чем они говорили.
– Ну что ж, я прочту…
И Ваня, не волнуясь, спокойным глуховатым голосом прочел: