– Был у вас. Здравствуйте! – Директор крепко тряхнул руку Егора. – Что, не пополнение ли к нам?
– Дмитрий Владимирович, он – шофер, – не без гордости сказала Люба.
– Да ну? Хорошо. Прямо сейчас могу за руль посадить. Права есть?
– У него еще паспорта нету… – Гордость Любина скисла.
– А-а. А то поехали? Со мной. Моего зачем-то в военкомат вызывают… Боюсь, надолго.
– Егор!.. – заволновалась Люба. – А? Район наш поглядишь. Поглянется!
И это живое волнение и слова эти нелепые – про район – подтолкнули Егора на то, над чем он пять минут назад негромко бы, искренне посмеялся.
– Поехали, – сказал он.
И они пошли с директором.
– Егор! – крикнула вслед Люба. – Пообедаешь в чайной где-нибудь! Где будете… Дмитрий Владимирыч, вы ему подскажите, а то он не знает еще!
Дмитрий Владимирыч посмеялся.
Егор оглянулся на Любу… Некоторое время смотрел. Потом отвернулся и пошел с директором. Тот подождал его.
– Сам из каких мест? – спросил директор.
– Я-то? Я здешний. Из вашего района, деревня Листвянка.
– Листвянка? У нас нет такой.
– Как «нет»? Есть.
– Да нету! Я-то знаю свой район.
– Странно. Куда же она девалась?
Егору не понравился директор: довольный, гладкий… Но особенно не по нутру, что довольный. Егор не переваривал довольных людей.
– Была деревня Листвянка, я хорошо помню.
Директор внимательно посмотрел на Егора.
– Мда, – сказал он. – Наверно сгорела.
– Наверно, сгорела. Жалко – хорошая была деревня.
– Ну, так поедешь со мной?
– Поеду. Мы же и идем – ехать. Правильно я вас понял? – …И поехали они по просторам совхоза-гиганта, совхоза-миллионера.
– Чего так со мной заговорил-то? – спросил директор.
– Как?
– Ну… как – Ванькой сразу прикинулся. Зачем?
– Да не люблю, когда с биографии сразу начинают. Биография – это слова, ее всегда можно выдумать.
– Ну-у, как же так? Как это можно биографию выдумать?
– Как? Так… Документов у меня никаких нету, кроме одной справки, никто меня тут не знает – чего хочу, то и наговорю. Если хотите знать – я сын прокурора.
Директор посмеялся. И ему тоже Егор не понравился – какой-то бессмысленно строптивый.
– А что? Вон я какой – в шляпе, при галстуке… – Егор посмотрел в зеркальце. – Чем не прокурорский сын?
– Я же не спрашиваю с тебя никаких документов. Без прав даже едем. Напоремся вот на участкового – что делать?
– Вы – хозяин.
Подъехали к пасеке… Директор легко выпрыгнул из машины.
– У меня тут дельце одно… А то, хошь, пойдем со мной – старик медом угостит.
– Нет, спасибо.
Егор тоже вышел на волю.
– Я вот тут… пейзажем полюбуюсь.
– Ну, смотри. – И директор ушел.
А Егор стал любоваться пейзажем. Посмотрел вокруг… Подошел к березке, потрогал ее.
– Что?.. Начинаешь слегка зеленеть? Скоро уж, скоро… Оденешься. Надоело голой-то стоять? Ишь ты какая… Скоро нарядная будешь.
Из избушки вышел дед-пасечник.
– А что не зайдешь-то?! – крикнул Егору с крыльца. – Иди чайку стакан выпей!
– Спасибо, батя! Не хочу.
– Ну, гляди. – И дед ушел.
Вскоре вышел директор. Дед провожал его.
– Заезжайте почаще, – приветливо говорил дед. – Чай, по дороге. То и дело шмыгаете тут.
– Спасибо, отец, спасибо. Поехали.
Поехали.
– Вот… – сказал директор, устраивая какой-то сверточек между сиденьями. – Есть вещество такое – прополис, пчелиный клей, иначе.
– Язву желудка лечить?
– Да. Что, болел? – повернулся директор.
– Нет, слыхал просто.
– Да. Вот один человек заболел, надо помочь: хороший человек.
– Говорят, здорово помогает.
– Да, говорят, помогает.
Впереди показалась деревня.
– Меня ссадишь у клуба, – сказал директор, – а сам съездишь в Сосновку – здесь, семь километров: привезешь бригадира Савельева. Если нет дома, найди – спроси, где он.
Егор кивнул.
Ссадил у клуба директора и уехал.
К клубу сходились мужики, женщины, парни, девушки… И люди пожилые тоже подходили. Готовилось какое-то собрание. Директора пока окружили, и он что-то говорил и был очень уверен и доволен.
Молодые люди отбились в сторонку, и там тоже шел оживленный разговор. Часто смеялись.
Старики курили у штакетника.
На фасаде клуба висели большие плакаты… Все походило на праздник, к которому люди привыкли.
Клуб был новый, недавно выстроенный: возле фундамента еще лежала груда кирпичей и стоял на земле старый кузов самосвала с застывшим цементом.