Он знает, как скрипят пески,
Подтачивая скалы,
Как наползают ледники
На горло перевала.
Как по ущельям ручейки
Проносятся галопом,
Меняя русло у реки
И нам грозя потопом.
Природы музыка тонка,
Сложны фиоритуры,
Но их почувствует река
И передаст каюру.
1957
Когда утих стодневный ливень
И горы обрели язык,
Явился мамонтовый бивень,
Камнями выбеленный клык.
Он найден был в ущельях голых,
Едва расчищен был обвал,
И рассудительный геолог
Его сокровищем назвал.
И бивень древностью пещерной
В людской отправится музей,
Чтобы судьбой его ущербной
Залюбовался ротозей.
Чтоб по единой кости этой
Определялась бы без слов
Вся крепость мощного скелета,
Вся сила мускульных узлов.
Тот мамонт выл, дрожа всем телом,
В ловушке для богатырей,
Под визг и свист осатанелый
Полулюдей, полузверей,
Чьи сохли рты от жажды крови,
Чьи междометья, не слова,
Летели в яму в хриплом реве,
В косноязычье торжества.
Он, побиваемый камнями,
И не мудрец и не пророк,
А просто мамонт в смертной яме,
Трубящий в свой роландов рог, —
Он звал природу на подмогу,
И сохло русло у реки,
И через горные отроги
Перемещались ледники.
1957
Тороплюсь, потому что старею,
Нынче время меня не ждет,
Поэтическую батарею
Я выкатываю вперед.
Чтоб прицельные угломеры
Добирались до подлеца,
Подхалима и лицемера,
Чернокнижника и лжеца.
Не отводит ни дня, ни часа
Торопящееся перо
На словесные выкрутасы,
Изготовленные хитро.
И недаром боятся люди,
Сторонящиеся меня,
Самоходных моих орудий
Разрушительного огня.
Кровь колотит в виски!
Скорее! Смерть не ждет!
Да и жизнь не ждет!
Поэтическую батарею
Я выкатываю вперед.
1957
По сообщенью барометра
Работа кончится нескоро.
Кидают вверх четыре ветра
Куски раздробленного моря.
Крылатых грузчиков лопаты
Выбрасывают из залива
Обломки тучи синеватой
И воду цвета чернослива.
Большое солнце ходит кругом
И наблюдает с небосвода,
Как из угла кидают в угол
Блестящую, как уголь, воду.
И на кунгасы, на баркасы
С опущенными якорями
Летят осколки черной массы,
Ветрами вырытой из ямы.
1957
Как грузчик в каменном карьере,
Морская трудится волна;
Ворчит и роется в пещере
И выгребает все со дна.
И день и ночь без всякой смены
Пересыпает, рушит, бьет,
В зеленой мгле, в соленой пене
Из глуби камни достает.
Так дышит грудь каменотеса,
Трудом взволнованная грудь,
Когда у скального откоса
Ложится море отдохнуть.
1957
Если ты владел умело
Топором или пилой,
Остается в мышцах тела
Память радости былой.
То, что некогда зубрила
Осторожная рука,
Удержавшая зубило
Под ударом молотка.
Вновь почти без напряженья
Обретает каждый раз
Равновесие движенья
Без распоряженья глаз.
Это умное уменье,
Эти навыки труда
В нашем теле, без сомненья,
Затаились навсегда.
Сколько в жизни нашей смыто
Мощною рекой времен
Разноцветных пятен быта,
Добрых дел и злых имен.
Мозг не помнит, мозг не может,
Не старается сберечь
То, что знают мышцы, кожа,
Память пальцев, память плеч
вернуться
Стихотворение написано в Москве в 1957 году. Одно из «постколымских» обязательных для меня стихотворений. Полностью соответствует моей тематике и поэтике.
вернуться
Написано в 1957 году в Москве и относится к «постколымским» стихотворениям итогового характера в поэтическом смысле. В сборник включено для «полноты характеристики». У меня нет стихотворений, написанных прямой наводкой, со столь малой аллегоричностью, без подтекста. «Прямой наводкой» нравится поэтам, далеким от поэзии.
вернуться
Написано в 1957 году. Из «постколымских» стихотворений, продиктованных Колымой. Бухта — эго бухта Нагаева.
вернуться
Написано летом 1957 года в Сухуми. Поэту не надо бояться вступать на торные дороги. В любом сто раз описанном пейзаже поэт найдет что-то свое — без этой способности поэт не был бы поэтом. Если уж стихотворение пишется — значит, в «материале» найдена какая-то новизна, которая и привлекает поэта, ощутившего в себе силу эту новизну передать на бумагу. О дороге, об облаках, о дожде, о море русские поэты писали миллион раз. Напишите в миллион первый. И это не дань традиции, а уверенность в себе — ты видишь и нашел то, чего не заметил Баратынский и Фет.
вернуться
Написано в 1957 году в Москве. Сразу же напечатано — в марте 1958 года в журнале «Москва».
У меня несколько стихотворений о памяти. Это — считаю своим вкладом в русскую лирику, моей находкой в трактовке и художественном решении этой важнейшей человеческой темы, острейшей темы нашего времени. «Память» входила во многие антологии.