Выбрать главу
И, к нему склоняясь низко, Ждет последних слов жена. Что здесь далеко и близко Не поймет сейчас она.
То прощанье — завещанье, Завещанье и приказ, Клятвенное обещанье, Обещанье в сей же час.
Продолжать его деянья — Карты, подвиг, дневники, Перевалам дать названья И притокам злой реки.
Ключ к природе не потерян, Не напрасен гордый труд, И рукой жены домерен Героический маршрут.
Он достойно похоронен На пустынном берегу. Он лежит со славой вровень, Побеждающий тайгу.
Он, поляк, он, царский ссыльный, В платье, вытертом до дыр, Изможденный и бессильный, Открывает новый мир,
Где болотные просторы Окружил багровый мох, Где конические горы Вулканических эпох.

1958

За брусникой[125]

Посреди спрутообразных Распластавшихся кустов, Поперек ручьев алмазных, Вдоль порфировых щитов,
Подгоняемые ветром, Мы бредем в брусничный рай С четырех квадратных метров По корзине собирай.
Привяжи повыше мету — Телогрейку иль платок, Чтоб тебя не съело лето, Дальний Северо-Восток.
Здесь не трудно, в самом деле, Белым днем, а не впотьмах Потеряться, как в метели, В этих кочках и кустах.

1958

* * *[126]

Гиганты детских лет, Былые Гулливеры, Я отыскал ваш след У северной пещеры.
Разбужены чуть свет Ревнителем равнины, Варили свой обед Ночные исполины.
В гранитном котелке, А может быть, и чаше, В порожистой реке Заваривали кашу.
Кружился все сильней, Сойдя с земных тропинок, Весь миллион камней, Как миллион крупинок.

1958

* * *[127]

Огонь — кипрей! Огонь — заря! Костер, внесенный в дом. И только солнце января Не смеет быть огнем.
Оно такое же, как встарь, Внесенное в тайгу, Оно похоже на янтарь, Расплавленный в снегу.
А я — как муха в янтаре, В чудовищной смоле, Навеки в этом январе, В прозрачной желтой мгле.

1958

Сестре

Ты — связь времен, судеб и рода, Ты простодушна и щедра И равнодушна, как природа, Моя последняя сестра.
И встреча наша — только средство, Предлог на миг, предлог на час Вернуться вновь к залогам детства Игрушкам, спрятанным от нас.
Мы оба сделались моложе. Что время? Дым! И горе — дым! И ты помолодела тоже, И мне не страшно быть седым.

1958

Круговорот

По уши в соленой пене, В водяной морской пыли, Встанут волны на колени, Поцелуют край земли.
Попрощались с берегами И родной забыли дом… Кем вернетесь вы? Снегами? Или градом и дождем?
Нависающим туманом, Крупнозвездною росой, Неожиданным бураном Над прибрежной полосой…
И в земном круговороте, Хладнокровие храня, Вы опять сюда придете, Очевидно, без меня.

1958

Лунная ночь[128]

Вода сверкает, как стеклярус, Гремит, качается, и вот — Как нож, втыкают в небо парус, И лодка по морю плывет/
Нам не узнать при лунном свете, Где небеса и где вода, Куда закидывают сети, Куда заводят невода.
Стекают с пальцев капли ртути, И звезды, будто поплавки, Ныряют средь вечерней мути За полсажени от руки.
Я в море лодкой обозначу Светящуюся борозду И вместо рыбы наудачу Из моря вытащу звезду.
вернуться

125

Написано в 1958 году в Москве. Относится к «постколымским».

Заросли стланика обманчивей любого леса, все поляны там похожи одна на другую, и очень трудно ходить по таким горным скатам и не заблудиться Местные жители — якуты — так же бродят, теряя дорогу в стланике, как и мы, горожане, жители центра страны. Мне случалось спрашивать об этом якутов. Старики говорят: «Просто у якутов больше терпения, чем у русских. Мы с детства выучены ждать, пока стланик не кончится, он обязательно кончается. Или выходим на ручей и не теряем ручья.

вернуться

126

Написано в 1958 году в Москве. Из «постколымских» стихотворений.

вернуться

127

Написано в Москве в 1958 году. Одно из «постколымских» стихотворений, с желанием понять суть Дальнего Севера, немного отступая по времени.

вернуться

128

Написано в 1958 году в Сухуми. Из моих «морских тетрадей».