Немало тайн хранит
Набережная в Севилье.
Лусинда
Родом, капитан Фахардо,
Я из города Медины;
Из семьи происхожу я
Благородной, именитой.
Как вы знаете, была
Волей короля Филиппа
Третьего в Вальядолид
Перенесена столица.[23]
Вслед за королем вельможи,
Каждый со своею свитой,
Двинулись на север, чтобы
Жить вблизи Вальядолида.
Понаехали дворяне
В город скромный наш и тихий;
В том была моих несчастий,
Всех скорбей моих причина.
Город процветал. Ремесла
И торговля оживились;
Не было домов, в которых
Постояльцы не гостили.
На беду и в нашем доме
Постоялец появился.
Холостяк; и речь и внешность
Истинного дворянина.
На хозяйку молодую
Устремил он взор свой пылкий,—
У приезжих кавальеро
Был в ходу такой обычай.
Но чем более искал
Встреч с глазами он моими,
Тем старательнее я
От него их отводила.
И не то, чтобы Альберто
Был мне чем-нибудь противен,—
Он поклонником был скромным,
Благородным и учтивым,—
Но имелась у меня
Для холодности причина:
Шесть неомраченных лет
Я была другим любима.
Звался этот кавальеро
Доном Лопе, и язык мой
Должную воздать хвалу
Качествам его не в силах.
Появление Альберто
Дона Лопе огорчило;
Новоявленный соперник
Возбудил в нем пыл ревнивый.
Наконец, решили оба
Встретиться у стен Медины,
Чтобы спор свой миром кончить,
А придется — поединком.
Тут открыл ему дон Лопе,
Что мы втайне обручились,
Что настойчивость его
Может повод дать к обиде.
И Альберто благородный,
В уважение приличий,
Слово дал свою любовь
Не выказывать отныне.
Обещанье он сдержал
(Оттого не став счастливей):
Жесты, взгляды и слова
Обуздал, смирил, утишил.
И потом, когда случалось
Нам порой друг друга видеть,
Вздохи на его устах
Умирали, не родившись.
Как-то с другом пожелал
Радостью он поделиться:
Удалось ему портрет мой
Раздобыть у живописца.
Как мне помнится, Гусман
Звали этого артиста;
Он меня во время фьесты
Подстерег волшебной кистью.
Но, к несчастью, друг Альберто
Другом был ему фальшивым:
Рассказал он дону Лопе
О портрете этом дивном
И прибавил, что сама
Я портрет, мол, подарила
И что я ему не только
Эту оказала милость.
И разгневался дон Лопе,
Клевете он внял бесстыдной,
Неповинного Альберто
Он на поединок вызвал.
Поразил врага дон Лопе
И почел его убитым.
С побежденного портрет мой,
Как трофей, снял победитель.
Не простясь ни с кем, дон Лопе
В тот же день бежал в Севилью,
Мне ж достался труд нелегкий:
Объяснить родным событья.
В Индию уплыть он думал,
Но наказан мой обидчик
Был судьбою: здесь упал он,
Раненный в кровавой стычке.
Он, кто столько зла мне сделал,
Слышно, в добром здравье нынче;
И его искать пустилась
В этом странном я обличье.
Говорят, он, став военным,
Хочет плыть в Алжир с флотильей.
Не знаком ли вам, сеньоры,
Сердца моего властитель?
Фахардо
Вот геройство!
Кастельянос
Клятву дам,—
Памятника в храме славы
Стоите вы.
Фахардо
Боже правый!
Женщины — пример мужам…
Огорчило ваше горе
Тех, кто слышал ваш рассказ,
И стремление у нас
Общее: помочь сеньоре.
С доном Лопе тут знакомство
Свел я, на свою беду.
С неба моего звезду
Он украл… О вероломство!
Был он ранен, и с тех пор
В доме у моей любимой
Он живет — неотразимый,
Новоявленный Медор.
Все на вид весьма прилично:
Мол, двоюродный ей брат,
Но беседы их звучат
Что-то слишком гармонично.
Так воркует эта пара —
Донья Лаура и он,—
Будто рассыпает звон
Пятиструнная гитара.
Поглядеть, так в доме этом
Истинно пять струн звучат,
Но не все друг другу в лад;
Познакомлю вас с квинтетом.
Прима в нем звучит на диво,
Тон давая основной.
Как ни горько, лишь со мной
Донья Лаура фальшива.
Втора с терцией — дуэнья,
Тугоухая карга,
И вздыхателя слуга.
В нем — ни слуха, ни уменья.
Кварта, что звучит в октаву
С примой, — это сам кузен.
Для любовных кантилен
Он настроен. Звук — на славу.
Я — басовая струна,
Музыке служу опорой;
Я — та квинта, от которой
Есть в аккорде глубина.
Инструмент хорош иль плох,—
Рассудите на свободе;
Я же от его мелодий,
Признаюсь, почти оглох,
вернуться
23