Стыдно ли быть «обывателем» или не очень стыдно? Что такое, наконец, обыватель? И бывают ли «обыватели» у других европейских народов?
С совершенным уважением извиняюсь и прочее.
Павел Иванович Рундуков.
Глубокоуважаемый Павел Иванович!
Ввиду того что я живу в одной комнате с корректором «Бумеранга», мне удалось ознакомиться с вашим письмом еще до появления его в печати. Поэтому имею возможность ответить вам без промедления.
Вопросы, заданные вами, сложны и, извините, сбивчивы, как застарелый белорусский колтун.
Попробую ответить пока на второй: «Можно ли всю жизнь оставаться эмигрантом или по временам можно чувствовать себя европейцем и вообще человеком?»
Если, например, эмигрант получает в Нью-Йорке приличное наследство, женится на американке, покупает роскошную яхту и плавает по всем морям и заливам, — он уже не в такой степени эмигрант, как живущий в Латинском квартале безработный русский евразиец. Тем более что получать ежедневно на яхте эмигрантские газеты — невозможно.
Эмигрант, говорящий по-французски с легкостью консьержки (до 200 слов в минуту) и чудом получивший постоянное место в Париже по своей специальности, сразу на 50 процентов перестает быть эмигрантом. Нанимает квартиру, заказывает в рассрочку смокинг, ходит к французам в гости, уезжает на сентябрь в «Pornichet» и при виде человека с русской газетой в руках независимо насвистывает негритянский похоронный марш. Словом, приобретает к своей эмигрантской грыже как бы постоянный французский бандаж, значительно облегчающий его самочувствие.
Партийный эмигрант также в лучшем положении, чем беспартийный. Ибо на партийных съездах, банкетах и совещаниях создается такая атмосфера, точно у вас 300 одинаково мыслящих родственников, живущих с вами в одном уездном городе.
В Праге, Ужгороде и вообще в славянских городах эмигранту также легче полураствориться в местном населении, чем, например, на острове Ямайке. Сочетайте-ка ямайский быт с самарской психологией!..
Профессия в свою очередь немало влияет на эмигрантское самоощущение. Эмигрант-журналист даже и во сне полемизирует с Милюковым, либо со Струве. А садовод или куровод, окруженный благоухающими молчаливыми цветами или мирно крякающими утками, — испытывает, в сущности, те же психические кроткие эмоции, которые он переживал когда-то в своем именьице под Конотопом.
Я лично, с тех пор как перестал слоняться по русско-боярским ресторанам и пятый месяц уже, как не вижу рязанской лезгинки, не ем монмартрского шашлыка и не слышу лимитрофно-цыганских песен, чувствую себя больше европейцем, чем раньше. Ресторанное обслуживание тоски по родине вообще вызывает душевную изжогу. К тому же «гусь по-лезгински» тяжелее и дороже обыкновенной французской курицы.
В свою очередь, не откажите удовлетворить мою законную любознательность: чувствуете ли вы себя иногда европейцем (и вообще человеком) в Вильне и какие у вас для этого основания? Что вы в Вильне делаете и почему там застряли?
Нет ли у вас, кстати, комплекта старых виленских марок: с литовской лошадкой и польским орлом — серии «мезальянс»? Я вам в обмен пришлю азербайджанских — у меня есть двойной комплект.
С эмигрантско-европейским приветом Степан Федорович ХРУЩ (настройщик, филолог по образованию).
Париж.
Сентябрь. 1925.
НАЧАЛО СЕЗОНА *
Ощупью ходят они во тьме без света и шатаются, как пьяные.
Осыпаются листья… В передовице об осыпающихся листьях вообще писать не принято, но пойдите на любой бульвар: осыпаются…
Министры, эмигранты и председатели парламентов возвращаются с океана в столицы. Мускулы депутатов за летние каникулы окрепли и готовы в предстоящих осенних дебатах подтвердить слабое человеческое слово соответствующим убедительным телодвижением.
Начало многообещающее… Консервативные китайцы тщательно готовятся к красному самоубийству; совбуревестники торгуют водкой, флиртуют с пейзанами, спецами и Муссолини; II Коминтерн ходит с мылом за III и тщетно убеждает его умыться; английские тред-юнионы вступили в гражданский брак с серпом и молотом: брак по любви с английской стороны и по расчету с московской. В итоге преждевременно мертворожденное дитя: забастовка английских моряков с результатами, не стоящими и одной керенки…
На помощь Лиге наций неожиданно пришли спириты и решили замирить земной шар при помощи разоруженной армии духов. Макдональд гостил у короля (собирается ли король гостить у Макдональда, нам неизвестно)… Папа ведет войну с короткими платьями, что, конечно, много сложнее войны в Марокко. Звери и птицы сбегают из зоологических садов, крокодилы скандалят и бросаются с парохода в воду: очевидно, наши бессловесные братья примкнули к платформе мирового пожара.
Эмигранты… У нас все по-старому. Одни совещаются, съезжаются и разъезжаются, другие в поте лица добывают свой хлеб насущный — увы, без масла. Впереди длинный хвост танцевально-кинжальных вечеров и докладов. Высокая полемика на первых страницах эмигрантских газет развивается вполне планомерно. Иному обывателю, пожалуй, покажется, что многие вопросы можно было бы полюбовно решить в кафе за чашкой черного кофе, но ведь обыватель понимает в высокой политике не больше, чем одно домашнее животное в одних южных плодах… К тому ж для таких читателей заведен на четвертой странице особый громоотвод: сенсационные романы с выпадением у героя кишок в одном номере и полным его выздоровлением в другом.
Вопрос о карт-д’идантите разрешен наконец декретом Президента республики окончательно: писатели при обмене платят 10 франков — остальное нас (редакцию «Бумеранга») мало интересует.
Листья осыпаются… В редакционные щели дует грубый и наглый уличный ветер и играет нашими волосами. Но мы бодры. Гуманная редакция «Ил. России», не щадя затрат, обещала не позже 15-го октября поставить в нашей комнате газовую печку. Пока нам больше ничего и не надо…
ДОМАШНИЕ АФОРИЗМЫ И МЫСЛИ ПРОФ. Ф. С. СМЯТКИНА *
Когда я смотрю на звездное небо и думаю, сколько на каждой звезде дураков и политических партий, я начинаю терпимей относиться к нашей маленькой Земле.
Эмигранты-беженцы, флиртующие с «завоеваниями революции», происходят по прямой линии от тех земгусар, которые, окопавшись в тылу, убеждали некогда рязанских мужиков воевать «до победного конца».
Лучше камни в почках, чем опечатки в стихах.
Драка в парламенте столь же нелепа, как словесная дискуссия боксеров.
Женщина, увлекающаяся политикой, подобна бешеной канарейке.
Иван Иванович находит, что чтение бульварных романов лучшее средство для отдохновения мозгов. Не поймешь только, зачем ему это нужно. Ведь мозги у него и так всю жизнь отдыхают.
Рецензии о новых фильмах похожи на стихотворения в прозе, написанные биржевым маклером.
Искус расстояния одинаково опасен для любви и для гонорара: любовь стынет, гонорар не высылают.
Старые танцы способствовали увеличению браков. Новые — способствуют увеличению разводов.
Самое легкое и самое трудное искусство — политика: все за нее берутся, и никто в ней ничего не смыслит.
Лига наций похожа на спасательный пояс, нарисованный на прибрежной скале.
Блоха, кусающая мраморного Аполлона, напрасно теряет силы и время.
Мой знакомый меньшевик служит юрконсультом в банке. До шести часов он по долгу службы защищает капитал, а после шести по наказу партии под него подкапывается. Как возможно сие совместить?