Она отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. Когда она снова взглянула на меня, глаза ее были сухими.
— Отец был высокого мнения о тебе, но после этой истории с Долорес он запретил мне видеться с тобой.
— А ты всегда следуешь советам отца? — попытался я взять циничный тон.
— А почему бы и нет? — отпарировала она. — Я вполне с ним согласна.
Я подумал: никогда нельзя спорить с женщиной там, где не имеешь оружия противнее. Я решил найти такое оружие.
— Хорошо, — сказал я. — Давай выясним все до конца, Лана. Тебе нужен предлог, чтобы освободиться от меня. Все, что ты говорила о своем отношении ко мне — это только слова. История с Долорес стала для тебя таким предлогом. Будь честной и признайся, что я ничего для тебя не значу, что тогда в Париже ты просто поддалась влиянию ночи и лунного света, что ты скучала и хотела немного развлечься.
Лана вскочила и сверкающим взглядом посмотрела на меня. Секунду мне казалось, что она запустит в меня вазу с камина.
— Черт возьми, Ники! — воскликнула она. — Ничего более подлого ты сказать не мог. Сейчас ты узнаешь кое-что. Это была правда, когда я говорила, что люблю тебя. Так оно и было, несмотря на краткость нашей встречи. Я и сейчас все еще люблю тебя, но после этой истории с Долорес между нами все кончено.
— А если я скажу тебе, что в этой истории все ложь? — спросил я.
— Я не поверю тебе, — ответила она.
Услышав это, я пришел в ярость. Я встал, закурил сигарету и сказал:
— Ну что же, пусть будет так. Спасибо за развлечение, леди. А теперь, может быть, вы покажете мне черный ход, чтобы я мог выйти?
Я направился к двери. Лана последовала за мной. Подойдя ко мне, она сказала:
— Если то, что ты говорил в Париже, — правда, то почему же ты не пытаешься доказать, что я ошибаюсь? Почему?
— Не будь ребенком, — сказал я. — Это не так легко. Я нахожусь в невыгодном положении, и тебе это хорошо известно.
— Чем же объясняется твое «невыгодное положение»?
Я улыбнулся.
— Тебе хорошо известна моя репутация в отношении женщин. Когда приходится выполнять работу, подобную той, которую я выполнял в течение пяти лет, нужно отвлекаться от нее каким-то образом. Неужели ты об этом не знаешь? Кроме того, если я говорю тебе что-то, то ты должна верить мне. Тебя устроит это?
— Нет, — ответила Лана и отошла к камину.
Мне подумалось, что я мог бы часами любоваться ее походкой. Она напоминала мне плавное скольжение легких облаков по летнему небу.
Я не пошел за ней, хотя прекрасно видел, как она желала, ждала этого. Но я не мог позволить себе нарушить принципы своих отношений с женщинами, хотя многие утверждают, что вспоминают о том, что у них есть какие-то принципы, именно в тот момент, когда им приходится изменять.
Итак, стоя у двери, я посмотрел на нее улыбаясь и сказал:
— В один прекрасный день ты обнаружишь, что обо мне рассказывали много вздора. Ты не простишь себе, что мы так расстались. Всю жизнь ты будешь жалеть о нашем разрыве и проклинать себя.
Я докурил сигарету и добавил:
— Ну что ж, прощай, Лана… Я всегда буду вспоминать тот вечер в Париже…
— Что ты собираешься сейчас делать? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
— Не знаю, — ответил я. — Что-нибудь придумаю. Может быть, попытаюсь найти Долорес Рутнел. Семь бед — один ответ.
Это задело Лану, определенно задело.
— Ники, теперь тебе лучше уйти. Между нами все кончено. Мне очень жаль, но я не могу верить тебе.
— Ладно, конец так конец, — сказал я, взявшись за ручку двери.
Лана произнесла каким-то другим тоном:
— Подожди, я позвоню Чарльзу, и он проводит тебя.
Я остановился. Она подошла к звонку и оказалась в нескольких метрах от меня. Она сказала так тихо, что я едва расслышал ее слова:
— Прошу тебя, расстанемся друзьями.
Она повернулась ко мне, и я протянул к ней руки. Она не пыталась отстраниться и поцеловала меня. Но потом все же позвонила.
— Прощай, Ники, — прошептала Лана. — Я тебя ни когда не забуду. Но так будет лучше для нас обоих. Прощай…
Я последовал за дворецким в холл. Он открыл дверь и улыбнулся мне. Он показался мне неплохим стариком.
— Приятный вечер сегодня, сэр. — Еще бы! — подумал я.
Я медленно ехал по лондонским улицам, думая над сложившейся ситуацией.
Поведение Ланы было мне вполне понятно. Она действительно однолюбка по характеру. Наслушавшись рассказов о моих военных подвигах, она влюбилась в меня, но потом поверила в сплетни относительно меня и Долорес. Иначе и быть не могло, ведь она знала о тех женщинах, которые вторгались ненадолго в мою жизнь и уходили из нее, как и бывает в жизни любого мужчины, особенно, если он является тайным агентом разведки, его голова оценена в кучу марок и в любой момент ему могут перерезать глотку или сделать что-нибудь похуже.