Выбрать главу

Полвека спустя — ВЛ, 1978, № 4. Аполлон — бог муз в древнегреческой мифологии.

Петровна — Октябрь, 1978, № 9, без заглавия. С заглавием: НС.

Выпадение из отчаяния — НС.

На всю жизнь — МК, 1977, 26 янв.

Зеркальце — Юность, 1977, № 4.

И дяди и тети) — НС.

Старинный сон — Кругозор, 1976, № 2.

Преодоление головной боли — НС.

Все-таки между тем… — НС, без последней строфы. Полностью печ. впервые.

Большие монологи — ЛО, 1978, № 1.

«В этот вечер, слишком ранний…» — Нева, 1977, № 5.

«Делайте ваше дело…» — Юность, 1971, № 9.

Нетрудно заметить, что в последних произведениях Слуцкого все большее место занимают темы старости и смерти. Их естественное — по мере увеличения возраста самого автора — явление и нарастание не было таким уж естественным для советской поэзии и вообще литературы, в которой в силу гласных и негласных идеологических требований господствовали настроения, ощущения, чувствования молодости и, как считалось, обязательно сопутствующих ей оптимизма, душевного и телесного здоровья, бодрости и т. п. Начиная с 60-х годов это бодрячество поэзии становится все более фальшивым, едва ли не насильственным, Так что творчество Слуцкого в этой его части также было протестом против официальной литературной идеологии, выражало стремление к высвобождению живой жизни из-под идеологического гнета, и потому далеко не все, что писалось поэтом на эти темы, находило место в печати.

В то же время Слуцкий старается не поддаваться ни тяжелым внешним обстоятельствам, ни внутренним унынию и неустройству. Он стремится сохранить прежний интерес к жизни, к людям, к явлениям искусства, к литературной молодежи, к событиям в мире и стране, в том числе и к природным катаклизмам. И этот интерес также сказывается во многих его произведениях, написанных в эту — последнюю — пору его творчества.

Здесь, в одной из последних предуведомительных заметок, следует ради справедливости сказать, что далеко не все ныне впервые публикуемые стихотворения Слуцкого не проходили в свое время в печать по причинам цензурного и редакторского произвола. Иные — в особенности написанные в 1976–1977 годах — он просто не успел предложить редакциям журналов и газет. Иные не считал достойными публикации, предполагая, возможно, еще работать над ними. К тому же Слуцкий писал очень много, куда больше, чем могло быть напечатано в периодике и в подготовленных им для издания книгах.

«Я других людей — не бедней…» — БЗ.

«У меня был свой „Сезам, отворись!“…» — Печ. впервые.

Хвастовство памятью — Печ. впервые. Посвящено жене поэта Т. Б. Дашковской.

«На шинелке безлунной ночью…» — Ленинская смена (Харьков), 1989, 20 мая.

Дилемма — БЗ.

Выбор («Привычный шум смешался с тишиной…») — Сов. Татария, 1989, 28 окт.

«В одинокой его судьбе…» — Печ. впервые.

«Звеном в цепи, звеном в цепи, звеном в цепи…» — БСП.

«Не грозный оклик палача…» — Печ. впервые.

Энергия старости — Звезда, 1977, № 7.

«Уже не холодно, не жарко…» — Знамя, 1989, № 3.

«От человека много сору…» — Звезда, 1989, № 10.

Столб в окне — Смена, 1988, № 21.

«Увидев в зеркале зеркало…» — Печ. впервые.

«Историческую необходимость…» — ЛО, 1988, № 6.

«Что бояться?..» — ДН, 1988, № 11.

Рожон — Волга, 1989, № 10.

«Никто не доказал, что вперед и…» — Печ. впервые.

Как сделать революцию — БЗ. Шерхебок — ошибочно, правильно шерхебель — рубанок с полукруглым резцом для первичного, грубого строгания.

Герой и толпа — Сов. Татария, 1989, 28 окт.

«В графе „преступленье“ — епископ…» — Известия, 1988, 9 сент. В первой строфе стихотворения отображена реальная политика Советского государства по отношению к церкви (не только православной, но и католической, лютеранской, магометанской и др.) и церковным деятелям в 20-е гг. особенно, но и в позднейшие времена.

«Неверующее государство…» — Сов. Татария, 1989, 28 окт.

Хвала вымыслу — БЗ. Прерафаэлиты — члены «Братства Прерафаэлиты», английские художники и писатели второй половины XIX в., взявшие за идеал «наивное» искусство средневековья и раннего Возрождения (дорафаэлевское).

«Вырабатывалась мораль…» — Известия, 1988, 9 сент. В стихотворении отразилась недолгая судьба торжественно провозглашенного и настойчиво пропагандируемого в 60–70-е гг. «Морального кодекса строителя коммунизма».