Перевел с социал-предательского
Демьян Бедный.
V
Ах, позвольте вас поздравить!..
Еще две телеграммы оплачены антантовской валютой
В Париже под председательством миллиардера Моргана открылась конференция банкиров.
Из Берлина
Из нашего печального изгнания
Приветствуем ваши великие начинания.
Вы соль земли и светочи мира.
Да здравствует творческая мысль банкира!
Да здравствует предмет нашей бескорыстной симпатии,
Представитель американской развернутой демократии,
Гордость человечества, Морган!!
От лица сотрудников «Социалистического вестника»
Подписали два меньшевистских прелестника
Мартов и Дан.
Из Москвы
Переваривая впечатления московских приветствий
(Не имевших, к счастью, физических последствий)
– Ах, вырваться бы отсюда скорее! –
Скорбим, что не можем, каждый в своей ливрее,
Потолкаться в передней вашей конференции,
Чтоб сквозь двери послушать ваши мудрые сентенции
И усвоить их высокоблагородные мотивы.
Клянемся выполнять ваши новые директивы
И проводить их в жизнь всеми «социалистическими» мерами.
Лично от себя и уполномоченные эсерами,
Этими жертвами большевистского насилия,
Подписали: мамзель Эмилия,
Вокерс, Курт Розенфельд, переводчица Розенталия
И еще одна каналия
(Коммунистов коробит ее кровно поруганная фамилия).
С подлинным верно
Демьян Бедный.
VI
Королевская шансонетка
Я явилася сюда,
Вот сюда
И сюда
Для… вот этого… суда,
Для суда,
Да!
Посмотрите ж, наркомюст,
Наркомюст,
Наркомюст,
Что за ножки, что за бюст,
Что за бюст,
Бюст!
Содержанка короля,
Короля,
Короля,
Я спою вам: тру-ля-ля,
Тру-ля-ля,
Ля!
До-ре-ми! Ре-ми-фа-соль1
Ми-фа-соль,
Ми-фа-соль!
* * *
Всем понятно, в чем тут соль?
В чем тут соль?
Соль!
VII
Под хозяйское крылышко
Вступив с Антантою в единый, тесный блок
И доброго от нас не чая хлебосольства,
В Москве он разыскал уютный уголок
В лакейской конуре английского посольства.
VIII
Прощай, Эмилия!
Романc
«Я ухожу! – жеманно ты сказала, –
Пусть ангелы моих друзей спасут».
И ты ушла торжественно из зала,
Презревши наш, рабочий, «хамский» суд.
Молчали все, от изумленья немы,
А я рыдал, почувствовав беду:
«Ушла… ушла… И я лишился темы,
Какой, увы, уж больше не найду!»
Твои слова звучали так напевно,
Но вера им свелась у всех к нулю.
И ты ушла, суду швырнувши гневно:
«Я к своему вернуся королю!»
Потупившись, две глупеньких гризетки
Твой гардероб тащили впереди,
И – злой символ! – три желтеньких розетки
У всех троих дрожали на груди.
О три красы! О желтое созвездье!
Презрев наш суд, идите же туда,
Где в некий день настигнет вас возмездье
Не менее сурового суда!
Вот именно!*
«Здорово!»
«Здорово!»
Встретив эсера матерого,
Какой-то наивный чудак
Стал корить его так:
«Послушай, дружище!
Ведь я считаю, что эсеры чище,
Чем принято о них говорить.
Бросили б вы, милые, дурить.
Вот я был на эсеровском процессе
(Сужу, стало быть, не по ненавистной вам прессе),
Так сам я слыхал, как один свидетель
Аттестовал антантовскую добродетель,
От которой вы, эсеры, без ума.
Антанта, задуши ее чума,
Вас в восемнадцатом году на большевиков
натравливала,
А сама… кадетское министерство подготавливала!
Обрадовалась бы Россия такому подарку?
Революцию, стало быть, на смарку?
Опять оседлать рабочего и мужика?»
«Эх, – вздохнул эсер на слова чудака, –
Гляжу я на тебя, дурака отпетого.
Да почему ж ты думаешь, что мы были… против
этого?»