Том 3. Стихотворения, 1921-1929

        Вот это чудо так чудо,
И другим деревням поучиться б не худо

   Через день поглядели.
Чудеса, в самом деле!
Не дошли мы до первого двора –
Навстречу с флажками детвора,
Румяная, курносая,
звонкоголосая.
Солнце, кстати, не важничало,
За облаками не саботажничало.
Мужики и молодки приветливо щурились.
Старики тоже не хмурились.
Ну, прямо сказать, дорогая родня!
   Ждали, мил-лай, два дня,
Хлеб в других деревнях весь подмоченной, хилый,
А у нас, погляди ты, каки зеленя.
Рядовою все сеялкой сеяли, мил-лай!
Межи к черту! Засеяли все под одно,
Сортировкою выбрали семя-зерно.
Вон в 20-м году все кругом голодали:
Наказал, дескать, бог.
Знамо, глупость одна. Мы же весь продналог,
Не натужившись, сдали.
Ноне тоже не страшно. Не будет заминки.
А теперь погляди-ко на наши новинки!

   Новые машины – урожаю надбавка,
     «Сохе-матушке» – отставка!.

А новинок не счесть.
Все тут есть:
И плужки, и сеялки,
И особые веялки,
Борона к бороне на подбор –
Полон двор!
   Из всех других деревень мужики прибывали,
Головами кивали.
Деревенский парад – не парад, –
В оны годы сказал бы: «Это все маскарад!»
А – теперь это явь была самая точная,
Быт советский, действительность прочная:
Мимо веялок,
Сеялок,
За плохою
Сохою,
Лохматый,
Горбатый,
Истомленный мужицкой истомою,
Подпоясанный желтой соломою,
В рваной шапке, в дырявых лаптях,
Измочаленных на невозвратных путях,
Шел, согнувшись, дед – Хренов, седой комсомолец
Из деревни Подолец.
Завязив свою соху умышленно в грязь,
Дед ее топором сразу – хрясь!
Хрясь!
   «Вот те, старая ты! Разледащая!
Соха-матушка ты распропащая!
Это ты мужиков превращала в калек!
Это ты меня гнула к земле весь мой век!
Это ты меня по миру даве пустила!
Это ты подвела мне живот!
Это ты, это ты мне мой горб нарастила!
Ну, так вот тебе! Вот!
Хрясь! Хрясь! Хрясь!»
   До того это было замечательно,
Что я весь размяк окончательно
И стал целовать старикашку взасос
И в губы и в нос!

           Последние речи –
           До новой встречи
Дальше было… Понятно, что было.
Я загнал себя в мыло.
Говорил, говорил, даже слов не хватало.
А уехал – сказал, оказалося, мало,
Все сказать – не хватило бы целого дня.
Провожая меня, –
Чуть не каждый ко мне подходил и справлялся:
«Как Ильич? Передай, чтоб скорей поправлялся!
И за то, что тебя к нам прислали, спасибо.
Расскажи там про нас, если спросит кто-либо.
За приезд к нам за твой –
Этот день будет праздник у нас годовой.
День церковный похерим.
Потому как тебе и всей власти мы верим,
Ее любим и с нею согласны во всем,
А кто тронет ее – мы его утрясем!»
Дальше проводы к Волге. И свежая рыбка.

Кострома – это «город-улыбка»
Уезжая, вздохнул, я невольно:
«Расставаться, товарищи, больно.
Шутки-шутки, а вот я возьму
И махну навсегда из Москвы в Кострому!»