Ночь. Кузнечики шпарят симфонию ту же.
Димитренко кончает о быте своем.
«Да, живем все еще не просторненько, друже,
Но, одначе, живем.
Из деревни не кума дождешься, так свата.
Кум – не кум, сват – не сват без муки или круп.
Хоть деревня, сказать, и сама небогата…»
Кто-то сплюнул: «Ну, да. Знаем ихнего брата.
Привезет на пятак, чаю схлещет на руп…»
«Чем еще, – я спросил, – есть у вас похвалиться?»
«Есть у нас Крымтепо, чтоб ему провалиться1
На картошку, товарищ, имейте в виду,
Деньги взяты еще в двадцать третьем году,
А картошки все нет. Деньги канули в воду».
«В Евпатории ж цены – беда!
Летом сколько народу приезжает сюда!»
«Цены скачут, как блохи!
Все же летом бывали делишки неплохи.
Вещи нэпманам раньше носили. Доход.
За сезон кой-чего мы б себе накряхтели.
Да от нас отошло это в нынешний год.
Появились носильщики. Вроде артели».
«Что носильщики скажут?»
«Да нету их тут!»
«Почему?»
«Потому. Так они и придут.
Ведь они у нас летний кусок отобрали».
«Братцы! Поздно. Идти по домам не пора ли?»
Рано утром я высунул нос из вагона,
Посмотрел. Димитренко-то – вона!
«Служба тяги» на рельсах.
«Здоров, Емельян!
Тянем?»
«Тянем, товарищ Демьян!»
Пригляделся к нему. Тот же потный и черный,
Но – приветливый, бодрый, проворный,
Не вчерашний, какой-то другой.
Вправду ль он? Горемыка ли?
Говорит мне: «Простите уж нас, дорогой,
Что вчера мы пред вами маленько похныкали.
Это верно: бывает порой чижало.
Точно рыбе, попавшей на сушу.
А в беседе-то вот отведешь этак душу,
Глядь, – совсем отлегло».
«Е-мель-я-я-ян!.. Будешь там толковать до обеда!..»
Емельян встрепенулся: «Прощайте покеда!»
И, на лбу пот размазав рукою корявою,
Побежал к паровозу со шлангой дырявою.
Их юбилей*
Для биржевых царей и королей
Их подлый юбилей.
Во имя Морганов, Рокфеллеров и Круппов
Кровавою чертой отмеченный итог:
Мильоны вдов, сирот, калек-без рук, без ног,
И горы трупов.
Со счетами в одной руке, в другой – с ножом.
Все сделки тайные храня под изголовьем,
Бандиты бредят грабежом
И… миротворческим исходят блудословьем.
Банкиры в Лондоне справляют фестиваль, –
А Макдональд и вся предательская шваль,
Версальским смазавшись елеем,
Их поздравляет с юбилеем!
Ну что ж? На десять лет мы ближе к той поре,
Когда всей сволочи отпетой –
И той и этой! –
Висеть на общем фонаре!
Вперед и выше!*
На ниве черной пахарь скромный,
Тяну я свой нехитрый гуж.
Претит мне стих языколомный,
Невразумительный к тому ж.
Держася формы четкой, строгой,
С народным говором в ладу,
Иду проторенной дорогой,
Речь всем доступную веду.
Прост мой язык, и мысли тоже:
В них нет заумной новизны, –
Как чистый ключ в кремнистом ложе,
Они прозрачны и ясны.
Зато, когда задорным смехом
Вспугну я всех гадюк и сов,
В ответ звучат мне гулким эхом
Мильоны бодрых голосов: