1. Главная
  2. Книги
  3. Асеев Николай Николаевич
  4. Том 3. Стихотворения и поэмы 1930-1941
  5. Страница 73
Выбрать главу
Страна работала не покладая рук, оттачивала острие штыка и только изредка вбирала сердцем звук отважного, отборного стиха. Страна работала, не досыпая снов, бурила, строила, сбирала урожаи, – чтоб счастьем пропитать всю землю до основ, от новых городов по древние Можаи.
Ей палки впихивали в колесо подъемного в гору движенья; то там, то здесь появлялось лицо зловещего выраженья. И желчный, сухой, деревянный смешок, и в стеклышках – тусклые страсти, и трупный душок: всю Россию в мешок – лишь нам бы добраться до власти. Лицо это, тайно дробясь и мельчась, клубилось в размноженном скопе: то разом оно возникало, то часть его повторявшихся копий. В нем прошлое брать собиралось реванш у нового лозунгом злобным: «Разрубим ребенка! Не ваш и не наш! Уйдем, но – уж дверью-то хлопнем!»
Да, дел было пропасть. Под тенью беды куда уж там слушать «Про это». Мутили ряды, заметали следы фигуры защитного цвета. И вот, покуда – признать, не признать? раздумывали, гадая, вокруг него поднималась возня вредителей и негодяев. «Кого? Маяковского?! Что за птица?» – кривой усмешкою меряя… Стихом к тупице не подступиться – слюной кипит в недоверии: «Да он недоступен широким массам! Да что с ним Асеев тычется! Да он подбирался к советским кассам с отмычкою футуристической!» А он любил, как дрова рубил, за спину кубы отваливая; до краски в лице, до пули в конце вниманье стиху вымаливая.
Как медленно в гору скрипучий воз посмертной тянется славы!.. Обоз обгоняя, взвиваю до звезд его возносящие главы. Мотор разорвется, быть может, в куски: штормами его укачало. Но прошлого тропы движенью – узки: конец – означает начало.

Площадь Маяковского

Если б был я

Вандомская колонна,

я б женился

на Place de la Concorde.

Маяковский. «Город»
Нет, не она, не площадь Согласия, стала его настоящей женой, и не в ее фонарей желтоглазие сердце расплавлено и обожжено. Другая, глазу привычней и проще, еще не обряженная в гранит, еще в лесах строительных площадь имя его несет и хранит. Когда на троллейбусе публика едущая услышит надсадный коидукторшин крик: «Площадь Пушкина, Маяковского – следующая!» – поймешь, как город к нему привык.
Как стал он вхож в людские понятья! Как близок строчкой, прям и правдив! Ведь ни по приказу, ни на канате к себе не притянешь, сердца обратив… Читая, начнешь стихи его путать, – сейчас же сто голосов – на подсказ! – как будто не я, а они как будто встречались с ним по тысяче раз.
Ведь это не выдумка барда бахвальная: вот этот асфальт, и эти огни, и площадь – не старая Триумфальная, и – с Пушкиным рядом встали они! И все повседневной, все повсеместней становится – миром его родня. Сюда он шагал с Большой своей Пресни, с шагов своих первых, с мальчишьего дня. Сюда по Садовым, по Кудринским вышкам, по куполам твердых булыжных мозгов, по снежным подушкам, по жирным одышкам – широких шагов направлял он разгон.
Она Маяковского площадью названа; не очень еще ее пышен уют; и много народа, самого разного, ее заполняют, толкутся, снуют. Еще не обрушены плоские здания, но уже тем она хороша, что – въявь пределы ее стародавние раздвинула новых привычек душа. Две буквы стоят квадратные, строчные, как сдвоенный вензель печати ММ как плечи широкие, крепкие, прочные у входа – открытого всем, всем, всем. Москвы в нутро ведет метро; один вагон, другой вагон; а он на нем не ездил; не видел он стальных колонн, подземных ламп – созвездий.
И – глянешь в пролет обновляемых улиц: не тень ли метнулась широкой полы? Не эти ли плечи с угла повернулись? Не шляпой ли машет он издали? Он здесь. Он с нами остался навечно. Ему в людской густоте – по себе. Он – вон он – шагает, большой и беспечный, к своей неустроенной славной судьбе!
~ 73 ~