Выбрать главу

Законы о печати. Конституция 1815 года гласила, что «поскольку просвещение с наибольшей легкостью распространяется посредством печати», каждый имеет право пользоваться печатным станком, не испрашивая на это предварительного разрешения (ст. 227). Однако эта оговоренная законом свобода отнюдь не соблюдалась на дела, и голландское правительство не раз беззастенчиво применяло карательные меры, установленные указом 20 апреля 1815 года за распространение слухов и сведений, способных возбудить смуту или тревогу в обществе. На основании этого указа, изданного в качестве временной меры во время войны с Наполеоном, проступки по делам печати карались — в зависимости от их значения — выставлением у позорного столба, поражением в правах, клеймением, тюремным заключением на срок от 1 года до 6 лет, штрафом от 100 до 10 000 франков и даже каторжными работами на разные сроки. Эти дела рассматривал особый чрезвычайный суд. Указ 20 апреля 1815 года был дополнен законом 28 сентября 1816 года, известным под названием «закона о пятистах флоринах»: он карал штрафом в 500 флоринов на первый раз и тюремным заключением на 1–3 года в повторном случае всех, кто путем печати оскорбил личность иностранного государя или принца, оспаривал или заподозревал законность их династии, в оскорбительных выражениях критиковал их действия и пр. При помощи этих указов нетрудно было справляться со всеми действительными и мнимыми правонарушениями печати, особенно бельгийской. В 1817 году аббат Фере и Корнель де Моор — один как автор, другой как издатель ряда статей, напечатанных в газете Бельгийский зритель, — в силу указа 20 апреля 1815 года подверглись преследованию за оскорбление конституционных властей. Их судила специальная комиссия, и Фере был приговорен к двухлетнему тюремному заключению, а Моор — к уплате штрафа и судебных издержек. В 1818 году особым законом отменена была специальная форма судопроизводства, установленная в 1815 году, но и после этого сохранились странные формулировки и карательные нормы старого указа, которые теперь столь же неукоснительно стали применяться обыкновенными судами. Одним из знаменитейших процессов по делам печати был процесс Вандерстраатена, обвиненного в том, что он порицал правительство в своем сочинении О современном состоянии Нидерландского государства, изданном в 1819 году. Штраф в 3000 флоринов, к которому его приговорили, был покрыт добровольной общественной подпиской. Спустя три года — Вавдерстраатен был снова предан суду и осужден на тюремное заключение как редактор газеты Друг короля и отечества. Множество бельгийских газет подверглось в этот период суровым карам, немало их и совсем погибло вследствие репрессий, например Наблюдатель.

Экономические трения. Голландский государственный долг. Если уния с Голландией тяготила бельгийцев с политической точки зрения, то и в экономическом отношении они чувствовали себя не менее ущемленными. По расчету, произведенному в 1831 году Лондонской конференцией, государственный долг Бельгии до ее соединения с Голландией представлял собой ренту в 2 750 000 флоринов, т. е. около 100 миллионов флоринов капитала (считая по исключительному проценту в 2,5 со 100). Государственный долг Голландии был несравненно больше. В 1810 году Наполеон, присоединив Голландию, отнюдь не собирался погасить этот долг, а приказал списать две трети его. Вильгельм I в 1814 году не счел нужным санкционировать это банкротство и придумал весьма сложную систему, при помощи которой надеялся удовлетворить государственных кредиторов: старый долг был разделен на активный (одна треть) и отсроченный (те две трети, которые были списаны при Французской империи). За дополнительный взнос в 100 флоринов на каждый лист в 45 флоринов ренты владелец получал право на 2000 флоринов капитала по активному долгу, приносивших 2,5 процента, т. е. 50 флоринов, и на 4000 флоринов капитала по конвертированному (отсроченному) долгу, которые в данный момент не приносили процентов, но должны были путем ежегодных тиражей перечисляться из отсроченного долга в активный. Результатом этой обременительной комбинации было то, что в 1815 году над Голландией тяготел активный долг в 573 миллиона флоринов с лишним и отсроченный долг в 1 миллиард 150 миллионов. На основании трактата «о восьми статьях» и конституции 1815 года половина этого огромного долга легла на Бельгию. Мало того: так как ежегодные дефициты были очень велики, то долг этот непрерывно возрастал, несмотря на усилия амортизационной кассы, учрежденной в 1816 году. В 1820 году активный долг равнялся уже 626 миллионам, отсроченный — 1 миллиарду 166 миллионам. В 1830 году государство должно было уплатить своим кредиторам па 10 миллионов флоринов больше, чем в 1815 году. Это гибельное управление народными средствами навлекало тяжелые упреки на короля, присвоившего себе по «основному закону» верховное руководство государственными финансами и вместе с тем лишившего генеральные штаты, в результате вотирования бюджета сразу на десять лет, всякой возможно4 сти контролировать его действия. Когда в 1822 году король основал крупный финансовый орган — амортизационный синдикат, призванный дать ему еще большую свободу действий в изыскивании средств на покрытие целого ряда расходов, отчасти секретных, — бельгийцы справедливо были возмущены этими темными махинациями.

Торговая политика и система налогов. Для покрытия все возрастающих нужд казны приходилось беспрестанно изыскивать новые статьи доходов. Склонились к мысли использовать с этой целью два основных источника средств: таможенные пошлины и налоги. Между тем по отношению к ним голландские и бельгийские интересы были резко противоположны: голландцам, как народу преимущественно торговому, была необходима свобода товарооборота, тогда как бельгийцы, занимавшиеся больше земледелием и промышленностью, требовали покровительственных тарифов. Кроме того, некоторые налоги по самой своей природе главной тяжестью ложились либо на северные, либо на южные провинции. Поставленный, таким образом, перед необходимостью выбирать между недовольством либо одной, либо другой половины своих подданных — голландцев или бельгийцев, Вильгельм I был в крайнем затруднении. Сначала он постарался задобрить бельгийцев: тариф 3 октября 1816 года обложил довольно крупными пошлинами все товары иноземного происхождения как при ввозе, так и при транзите, и значительно повысил грузовую пошлину с иностранных судов сравнительно с отечественными. Несколькими законами, изданными в 1819 году, эти мероприятия, невыгодные для северных провинций, были закреплены. Но в 1821 году картина меняется: под влиянием ежедневно доходивших до него жалоб, король решил изменить свою торговую политику и преобразовать систему налогов. Генеральным штатам был представлен законопроект, устанавливавший максимум пошлин, которые должны быть взимаемы с иностранных товаров( (от 3 до 6 процентов — смотря по товару). Притом пошлиной облагались лишь те товары, которые вступали в прямую конкуренцию с отечественными продуктами. Правда, на нужды известных отраслей производства ассигновалось 1 300 ООО флоринов, но этот секретный фонд, предназначенный преимущественно для поддержки бельгийской промышленности, далеко не мог вознаградить за ущерб, причиняемый понижением тарифа. Мало того, правительственный проект вводил два новых налога, которые должны были пасть всей тяжестью в особенности на бельгийцев: налог на помол зерна и налог на убой скота, иными словами — на хлеб и мясо, т. е. на два главных предмета потребления Бельгии. При обсуждении этого законопроекта во второй палате генеральных штатов было произнесено несколько блестящих речей. Дотранж и Рейфен энергично отстаивали интересы своих соотечественников, нападая прежде всего на самый принцип свободной торговли, представлявшийся им зловредным, и затем обличая несправедливость налогов на помол и на убой скота, способных к тому же явиться источником множества самых отвратительных злоупотреблений. Ставя вопрос прямо, по существу, оба оратора указывали на пропасть, которую создаст новый закон, и на семена ненависти, которые он посеет между жителями южных и северных провинций. «Теперь решайте, северные сограждане! — воскликнул Дотранж. — И если вы готовы хладнокровно принять подобное решение, вам остается лишь завершить нынче ночью братоубийственное уничтожение старой лояльной Бельгии!» При этих пророческих словах энергия бельгийских депутатов пробудилась: на этот раз почти все они исполнились гражданского мужества и подали голос против проекта. Но северные депутаты, вотировавшие за него, имели на своей стороне большинство, и закон был принят 55 голосами против 51. Специальные законы, принятые в 1822 году, довершили организацию нового режима, гибельно отзывавшегося на южных провинциях. Кое-какие изменения в таможенной системе, произведенные несколько лет спустя, и отмена некоторых покровительственных пошлин мало помогли делу; бельгийцы не переставали заявлять страстные протесты и восставать против ненавистных налогов на помол и убой. Этой агитацией в значительной степени был подготовлен последующий разрыв, и когда правительство накануне революции согласилось наконец отменить эти два налога, было уже слишком поздно — никто не почувствовал за это признательности.