— Стало быть, ты уже был в колхозе?
— То-то, что дурак был. Хотел, значится, вступить, а хозяин мой пугать начал. То да се. Однисловом — отговорил меня. Ничего, грит, все равно не выйдет. Лодыри, грит, собрались.
— А вышло?
— Спервоначалу будто и пошло у них все как по маслу. А после началось. То хлеб вытопчет скот, то пожар случится. А то еще скот весь подох от какой-то причины. Кто проделывал — неизвестно, а только вскоре колхоз распался. Самые лучшие наделы и выпас к кулакам перешли. А тут и постройки заодно растащили. Вот какие дела были.
— Что ж, — сказал Федоров, — с кулаками не миновать и нам воевать. Сейчас как на пустую затею смотрят, а расправим крылья — повоевать придется.
— Беспременно схлестнемся с этими гадами! — произнес Юся Каменный. — А федоровскому дому в первую очередь гореть… Послушал бы, как они тебя костят…
Столкнуться с кулаками пришлось вскоре.
Закончив посев, коммунщики начали хлопотать в сельсовете о передаче им под выпас большого луга, который каждый год за три ведра водки выкашивали кулаки.
В тот день, когда обсуждали это дело, на сход пришли подвыпившие мужики и подняли такой крик, что на всю деревню их было слышно.
— Мирской выпас, — орали подпоенные кулаками, — как хотим, так и воротим!
— Нет нашего согласия!
— К чертовой матери! Пускай болото осушат и пользуются!
— Коли так — поделить лучше!
Особенно старались те, кто привык из года в год устраивать «вспрыскивание» выпаса.
— Ишь, ловкачи какие! Им только дай!
— А они что дали?
— Нажить надо!
— Не давать и только!
— Нет нашего согласия!
Федоров побагровел, жилы на его шее набрякли и посинели, рот нехорошо скривился в сторону.
— Дай слово! — прохрипел Федоров, обращаясь к Кандыбину.
Председатель молча кивнул головой. Федоров встал и подошел к столу. Увидев его, крикуны подняли невообразимый шум:
— К черту!
— Долой!
— Помещи-и-к!
— Фью-ю-ю!
Федоров перегнулся через стол, губы его дрожали от гнева.
Со всего размаха он саданул кулаком по столу и, покрывая шум голосов, заорал:
— Гарлопа-а-а-ны!
Сход опешил.
Передние ряды откатились назад.
— Ну? Наорались? А теперь я скажу.
Сдерживая себя, Федоров сказал, стараясь говорить спокойнее:
— Меня перекричать трудно… У меня глотка пошире вашей будет. Кого хошь переору. Да только дело тут не такое, чтобы орать. Мирской, говорите, выпас? Ладно! Поделить хотите? Ладно! А только какая вам польза от раздела? По аршину на хозяйство урвете?.. Сам знаю, что расчета нет дележку устраивать. Стало быть, что же? Стало быть, выходит, не землю хлопочете?.. Выпасом ведь все равно кулаки пользуются… Ну, а я так скажу: считаете вы себя людьми, а за рюмку водки готовы всякую пакость устроить. Вам что — выпить и только, а нам с этим выпасом — целая жизнь… Подумайте-ка над этим.
Тут встал председатель совета Кандыбин и сказал:
— Дело такое, товарищи. Федоров и батраки с нашей деревни организовали артель птицеводную. По закону какой-нибудь выпас представить мы им обязаны. А тем паче, что других артелей нет и выпасом этим никто не пользуется, а у них под рукою он.
До вечера шумел сход, однако большинством голосов выпас был передан коммунщикам.
По этому случаю разговоров в деревне было немало. А тут еще новость прокатилась по деревне: Филька привез из города бумагу, по которой силантьевские гуси были объявлены племенными.
— Еще артель сбивают, — передавали бабы у колодца, — Филька-то Силантьев с бумагой приехал. А вчера Прокофий да другие богатеи собранье проводили, чтобы свою артель устроить.
Начатое Филькой дело с гусями пошло получше, чем у коммунщиков. Кулаки быстро сообразили, какую выгоду можно получить из этого дела, а передача выпаса коммунщикам заставила их торопиться. Шесть кулаков, во главе с Прокофьем и Силантьевым, в несколько дней сколотили свою артель и сумели привлечь в это дело не только середняков, но и часть бедноты.
— Пустая была бы затея, не взялись бы — рассыпались кулаки, а зевать нечего. Не такое время, чтобы зевать. Сегодня эти лодыри выпас забрали, завтра, того гляди, — штаны снимут…