Папино министерство мне очень и очень понравилось. Понравились и высота, и облака. И все, все… Город отсюда виден как на ладони. Воздух чистый-пречистый. И кругом так просторно, так солнечно, что хочется даже петь. И ветер здесь веселый, певучий. И красный флаг пляшет на ветру, словно наверху всегда бывают только праздники.
Папа повел рукою и сказал:
— Смотри, Галка! Было тут когда-то болото топкое. Да такое болото, что ни одна порядочная лягушка не жила в нем. Мальчонком, бывало, я сетки ставил здесь на перелетных уток. А теперь? Видишь, красоту какую воздвигли каменщики! Широкие проспекты! Красивые дома! Просторные площади! Любо-дорого смотреть!
Я положила одиннадцать кирпичей, а папа намазал их чем-то, и они приклеились. Если будете проходить по Московскому проспекту, обязательно посмотрите на десятиэтажные дома. В одном из них лежат одиннадцать моих собственных кирпичей. И все они помечены крестиками. Я сама отметила карандашом каждый кирпич.
Что ж, может быть, я тоже стану строить красивые дома. Ведь это же очень интересно — проходить мимо своих собственных домов и говорить громко:
— Стоят голубчики! И сотни лет будут стоять. Как памятник каменщице Сологубовой со други!
Ну, в самом деле, разве не интересно построить такой дом, который останется после тебя как память о твоей жизни?
Вообще мне хочется жить так, чтобы люди считали меня полезной, чтобы гордились мною, уважали меня. Вот почему иногда я хотела бы заняться спортом, добиться звания чемпионки мира по лыжному спорту, по бегу, плаванию, прыжкам, метанию диска и вообще ставить мировые рекорды.
Не для себя! Нет! А для того, чтобы все гордились мною. Я бы ездила по всем Олимпиадам и скорее умерла бы, чем уступила первое место. Ну, разве не замечательно выступать за всю нашу страну и побеждать для всех наших людей, для славы Родины? А иногда хочется водить корабли в самые дальние страны, видеть весь мир, смотреть своими глазами на то, о чем много раз читала в книгах.
И все ведь это возможно! Стоит только захотеть, и ты будешь кем хочешь.
Раньше мне казалось, что моя мама неудачно выбрала себе занятие. Я думала, работать поваром совсем неинтересно.
Мама сказала однажды, когда я завела такой разговор:
— Дурочка, не место красит человека, а человек — место! У нас, запомни, нет и не может быть плохих профессий, а вот люди плохие еще встречаются. А коли сам никудышный, так такому любая работа кажется плохой. Про нашу, про кулинарную скажу работу. Почему нет на свете выше этой профессии? Да потому — всем нужная она! И ученому, и министру, и писателю, и артисту, и герою труда, и самому старому, и самому малому! Кормилец он людей, повар-то! И пока человек не может обходиться без пищи, — нет важнее работы, чем наша, поварская!
Один раз я была на фабрике-кухне, где мама работает шеф-поваром, и там сама увидела, как уважают маму.
Я сидела в общем зале, ждала, когда мама освободится, чтобы взять у нее деньги на билет в ТЮЗ. И вот рядом со мною сел мужчина с большими усами и совсем без волос. То есть не совсем, потому что на голове у него было что-то вроде птичьего пуха, но уж прически-то из этого пуха никто бы не сделал. Мужчина заказал обед и стал есть, а потом постучал ножом по тарелке и сказал:
— Хочу сказать несколько слов шеф-повару!
Мама, конечно, вышла в общий зал, чтобы послушать несколько слов. Мужчина вскочил, начал трясти мамину руку и закричал на весь зал:
— Благодарю! Спасибо! Уж так пообедал сегодня, как давно не ел. Замечательно! Вкусно! Просто объедение! Это надо же сообразить такой борщ! Гениально!
Мама спросила:
— Вам еще что-нибудь нужно?
— Только карету скорой помощи! Я же не просто поел, но буквально объелся! Подумайте, три порции умял талантливого борща! Ну, право же, меня хоть на носилках выноси! Еле дышу! Честное слово!
И тут все обедающие закричали:
— Да разве только борщ хорош? Вы бы щи ленивые попробовали, расстегаи, солянку, окрошку! А люля-кебаб? А котлеты по-киевски? А шашлык по-черкесски? Пальчики оближете!
— А какие чахохбили здесь подают! — вскочил один толстый мужчина и причмокнул губами так, словно выстрелил. — Это же не повар, это ж настоящий Наполеон кухни. — И, взмахнув руками, бросился к маме с криком: — Чествовать! Чествовать!
Все засмеялись, закричали «ура», и все кинулись к маме и стали пожимать ей руки.
А мама почему-то заплакала. Я спросила: