— Его ни один черт не собьет с ног! Он сам их нокаутирует!
Все ребята обрадовались и стали готовиться к раунду чертей с Арнольдом Арнольдовичем. Нажимая пальцами на сучки в партах, ребята зашептали и хором и в одиночку: «Черт, черт, помоги! Черт, черт, отврати!» И только одна Марго не захотела вызывать чертей. Тогда я схватила ее руку, приложила палец к сучку и сама, за Марго, вызвала чертей на подмогу.
Марго захныкала:
— Запомни: если он умрет, — я отвечать не буду!
По коридорам прокатился звонок.
Мы так и замерли.
Ой, что-то будет!
Дверь открылась. Арнольд Арнольдович вошел, рассеянно улыбаясь. Мне даже жалко стало его. Вот улыбается, ничего не подозревает, о чем-то думает, а через минуту упадет головой на стол, а я побегу вызывать «скорую помощь».
— Садитесь! — крикнул Арнольд Арнольдович. — Дежурный, кого нет на уроке?
— Киселевой! — крикнула я и шепнула на ухо Марго: — Это чтобы тебе не отвечать. В случае чего!
Ребята захихикали.
Арнольд Арнольдович отметил Марго как отсутствующую, потом осмотрел всех и ткнул пальцем в Марго.
— Ну, что ты выучила?
— Я, — растерялась Марго, — я… я…
Ну, положение ее в эту минуту действительно было неважное. Ведь Арнольд Арнольдович отметил ее в журнале как отсутствующую. Кому же после ответа он поставит отметку?
Марго пролепетала:
— У меня умерла… тетя!
Но, подумав, решила, что смерть одной тети недостаточная еще причина, чтобы не отвечать урока.
— И… бабушка! — поспешно добавила Марго.
— Вот как? — усмехнулся Арнольд Арнольдович. — В один день? И может быть, в один час? Что?
Марго, не соображая, что говорит, сказала, заикаясь:
— В один час!
— Они, наверное, были очень дружны, если решили умереть в один день и в один час? А может, умерли они только для того, чтобы ты не выучила урок? Ты, кажется, хочешь сказать, что урока не могла выучить потому, что хоронила тетю и бабушку? Так я понял тебя?
— Так! — прошептала Марго.
— Очень хорошо! — кивнул Арнольд Арнольдович. — А теперь я хочу, чтобы и вы поняли меня. Я долгое время был слишком добр с вами! И вот мне говорят, что я балую вас. Что я никогда и никому не ставлю плохих отметок. Но почему же не поставить единицу за лень? За обман учителя с помощью умирающих тетей и бабушек? Так на каком же слоге делается ударение в твоей фамилии?
Марго злорадно взглянула на меня и сказала нахально:
— Сологубова! А можно сказать Сологубова!
— Прекрасно! Ставлю тебе единицу! Но можешь назвать ее единицей! Дай дневник!
Марго схватила с парты мой дневник и помчалась к столу.
Ребята так и покатились со смеху. Но мне-то было не до смеха.
А что я могла сделать? Встать и сказать, что я обманула Арнольда Арнольдовича, отметив Марго отсутствующей? Но если он за тетю и бабушку влепил единицу, то за обман его самого мне ведь тоже не миновать ее. Единицы!
Я чуть не заплакала. Противная Марго! Я для нее же старалась, а она так подвела меня!
Но ребята напрасно веселились.
Арнольд Арнольдович был в этот день неузнаваем.
Он так свирепствовал, что по партам пошла гулять записка:
«А. А. записался в пираты. Держитесь за сучки. Зовите всех чертей на подмогу! Да спасет провиденье наши души!»
Марго зашептала на ухо:
— Вот видишь, пока чертей не вызывали, он никогда так не обращался с нами! Это они, они подзуживают его. Всегда был такой добрый, а сегодня как осатанел. Скажешь теперь, что их нет, чертей?
— А если есть, так почему ж они не уничтожат его? — спросила я тоже шепотом.
Марго подумала, посмотрела на Арнольда Арнольдовича и прошептала, прикрывая рот ладошкой:
— Еще ничего не известно! Урок еще не кончился! Еще никому не известно, что с ним случится.
Арнольд Арнольдович наставил классу семь единиц. Но с ним так ничего и не случилось. Он вышел из класса, мечтательно улыбаясь и потирая носовым платком свои красные щеки, по которым катились капельки пота. Он же здорово потрудился сегодня. А сколько еще отцов будет трудиться вечером, когда придет час расплаты за полученные единицы!
Я набросилась на Марго, стала стыдить ее.
— Понимаешь, — захлопала она глазами, — сама не знаю, как получилось… Может, черт подтолкнул. Но ты не переживай. Переправь единицу на четверку, и все будет хорошо! Не сердись!
— Ладно! — сказала я. — Прощаю! Но признай честно, что чертей никаких нет. Ты же убедилась теперь?
— А Ольга Федоровна?
— У нее же инфаркт! — закричала я, не выдержав.