Глубоко внизу, под горою, раскинулись мои любимые Озерки — самая чудесная окраина Ленинграда. Летом тут можно покататься на лодках, искупаться, полежать на песке, слушая, как шумят над головою сосны. А зимою здесь неплохо кататься с гор на лыжах.
Озера плескались внизу, перекатывая серые с барашками волны. Холодный ветер раскачивал сосны, противно подвывая и забираясь под платье. И только высокие шпили красивых дач стояли, как и летом, охраняя веранды с кружевными балкончиками, застекленные зелеными, синими, красными стеклами. Стекла светились приветливо, по-летнему.
Говорят, когда-то жили здесь самые богатые буржуи старого Петербурга, а также артисты, поэты, художники. А сейчас не знаю, кто живет в Озерках. Но только не буржуи.
Я шла по следам Вовки, пока он не повернул в садик зеленой дачи. Я постояла несколько минут, потом подошла поближе и прочитала на калитке:
Чуть выше этой надписи висела дощечка, на которой, под уличным номерным знаком, было выведено красными буквами по белому фону: «Мария Владимировна Пуговкина».
Фамилия показалась мне знакомой. Но где же я ее слышала?
Я стала припоминать и вдруг почувствовала, как от страха екнуло мое сердце.
Да ведь это же о ней и говорил Вовка несколько дней назад у ворот нашей школы.
Было это так.
После уроков я шла домой. Впереди меня шагал Вовка.
У ворот школы Вовку окликнул лоточник, весь белый, как глыба снега. Широкая белая куртка свисала с узких плеч, белый передник волочился по земле, так велик он был, но вообще-то паренек выглядел довольно санитарно. Походил на упакованный груз для отправки в гигиеническом вагоне-холодильнике.
Увидев Вовку, он замахал белыми рукавами, задергал головою, словно стоялый конь:
— Эй чемпиен, давай, давай! Пирожки, конфеты, пастила, бутерброды! Ну, как оно? Порядок? Сегодня у тебя мировой вид! Идешь на товарищеский матч?
Подпрыгивая, паренек начал совать кулаки в воздух, боксируя так, что кепка сползла ему на нос.
— Понимаешь, — кричал он, — Смирнов против Лешки Корнилова! Придешь?
Вовка пожал плечами.
— Английский завтра!
— Ага, понятно! — засмеялся парень. — Жмут? Надо зубрить дер штуль унд дер стол! Плюнь! Чесслово, плюнь!
Я сразу поняла, что этот парень отвлекает Вовку от уроков, и остановилась, чтобы послушать, что скажет Вовка.
Но вот к лотку подбежал малыш с удивленными синими глазами. Высоко подняв над лотком крепко сжатый кулак, он высыпал на стекло зазвеневшие медные и серебряные монетки.
— Кис-кис! — сказал малыш. — На все…
Парень стал отпускать покупателя, а Вовка сказал:
— Некогда сегодня… У меня с Пуговкиной история!
— Ага, решил все-таки убить ее? — спросил парень, захохотав.
Вовка передернул плечами:
— Ладно уж тебе… Не твое дело! — и ушел.
Тогда я не обратила внимания на этот разговор. Мало ли что болтают мальчишки. Но сейчас, прочитав на табличке уже знакомую фамилию Пуговкиной, я вздрогнула. Кто она, эта Пуговкина? И зачем Вовка приехал в Озерки? Ну, конечно, убить он ее не убьет, однако не зря же ехал он с одного конца Ленинграда на другой. И не просто, конечно, в гости. Судя по словам того лоточника, у него с Пуговкиной не такие отношения, чтобы к ней он стал в гости ездить. Я решила все это дело выяснить, а если сумею помочь чем-нибудь Вовке, то и помогу. Я же перед ним в долгу теперь за товарищескую выручку.
За калиткой послышалась возня, в подворотне показалась собачья морда.
«Злая собака! — мелькнуло у меня в голове. — И без намордника!»
Не успела я сообразить, что надо делать, как, извиваясь всем телом, из-под калитки выползла собака. Она бросилась ко мне под ноги, виляя хвостом с такой быстротой, будто у нее не хвост был, а вентилятор.
Впрочем, это была не собака даже, а лопоухий щенок с розовым носом и с такими добрыми собачьими глазами, что я спросила невольно:
— Так это ты и есть злая собака?
Щенок лег на спину, помахал приветственно лапами, а потом перевернулся неуклюже через голову, как бы желая сказать: «Вот мы еще какие штуки умеем делать!»
Я погладила его, а он лизнул мои ботинки и сморщился. «Чем это ты мажешь ботинки? Ужасная гадость!» — прочитала я в собачьих глазах.
— Значит, ты и есть самая злая собака? — усмехнулась я.
Щенок тявкнул, и я без труда поняла: «Можешь не сомневаться! Злее меня не то что в Озерках, но во всем Ленинграде не встретишь!»