— Скажите, что это за подлость? Как я оказалась здесь? — И приготовилась закричать, почувствовав в себе приток силы.
— Вера Ивановна! Помилуйте, что с вами? Не кричите, пожалуйста, разберитесь, — стал уговаривать ее мужчина, приводя свою одежду в порядок. — Ведь вы же сами согласились на замужество, когда я вам это предложил. Вы даже обняли меня за шею. Это же все видела ваша хозяйка, она живой свидетель. Потом вы с улыбкой повисли на мне, и я, посчитав вас выпившей, бережно принес к себе, считая, что ваше соглашение к замужеству, окончательное.
— Вы вздор говорите, вы ложь говорите, вы с ней вместе чем-то подпоили меня, и я потеряла сознание! Бессовестные вы, как вы смеете, мерзкий вы человек! Я, немедленно, поставлю в известность об этом начальство. — С этими словами Вера выскочила из избы и растерянно, едва определив направление, пришла на квартиру.
Хозяйка в испуге открыла ей дверь и, в ответ на возмущения Веры, с криком обрушилась на нее, обвиняя ее в том, что она сама, действительно, согласилась на все; и он ее, уже пьяную, отвел к себе в избу. При этом хозяйка обзывала ее самыми скверными именами, обвиняя в распутстве и требуя немедленно освободить квартиру.
Вера пришла в ужас от всего слышанного, поняв, что все это было сделано искусно, к ее позору; но рассуждать было некогда, а выход был только один — немедленно все собрать и идти к Юрию Фроловичу, несмотря на то, что на дворе ночь.
Брат не особенно растерялся, когда увидел ее у себя, заплаканную и со всеми пожитками.
— Вера! Вера! Меня это нисколько не удивляет, но вы успокойтесь, за эти годы, я каких только ужасов не видел и не слышал здесь. Это ведь, действительно, долина смертной тени. Успокойтесь, вам, действительно, надо было давно перейти ко мне. Давайте, лучше помолимся и предадим все дальнейшее Господу, так как я предполагаю, что это не без участия комендатуры. Пусть защитит Господь.
И они оба встали на колени, взывая к Богу о помощи и защите.
Вера всю ночь, не раздеваясь, просидела на стуле, вспоминая детали минувшего кошмара: «Боже мой! Боже мой! Ну, что же мне делать? Я не вижу никакого выхода из создавшегося положения, — молитвенно тихо, про себя, рассуждала она. — Идти в барак? Это обрекать себя на муки, да и просто невозможно. Поселиться здесь, у Юрия Фроловича, девушке, со свободным мужчиной? Кроме всяких грязных разговоров — это просто нехорошо, даже безнравственно, но…»
— Сестра Вера! Вы что же мучаетесь и, как я вижу, даже не прилегли всю ночь? Ну, ведь, выхода-то нет никакого, — очнувшись от дремоты, заговорил Юрий Фролович. — Бог видит, что мы не имеем никаких нечистых побуждений друг ко другу, а людям не закроешь рта ни при каких обстоятельствах. Видно, Сам Бог внушил мне соорудить эту избенку да хозяйством обзавестись. Не будь этого, куда бы вы могли деться? Мы же имеем чисто христианские отношения друг ко другу…
— Но они могут измениться в дальнейшем, — прервала его Князева, — ведь мы же будем влиять друг на друга, и это бесспорно…
— Ну, сестра, что нам говорить об этом, во всяком случае, вы хоть будете избавлены, в какой-то мере, от посягательств. Здесь же, это дело вашей доброй воли, да к тому же, мы христиане… И иного выбора нет, — окончил Юрий Фролович. Ложитесь, хоть немного отдохните.
Вера глубоко вздохнула и, взглянув на начинающийся рассвет в окнах, сняла пальто, разулась и легла, хоть немного сомкнуть глаза. Заснула она как-то сразу, но спала тревожно, вздрагивая всем телом, сквозь сон произнося, какие-то отрывки фраз.
Юрий Фролович, после молитвы, принялся за хозяйство: убирался у коровы и кур, даже, заменяя Веру, сходил в барак, затопил кипятильник для рабочих.
В бараке уже не спали; и все гудело от обсуждения события, происшедшего с Верой. Рассказывались самые бесстыдные, выдуманные сцены, причем Князева выставлялась, как искусная, скрытая развратница. Все это смаковалось безудержно, в сопровождении вспышек хохота. Некоторые даже выставляли себя героями выдуманных, самых пакостных, подвигов, с участием Князевой. Лишь немногие, из пожилых мужчин, пытались угасить сплетни, разоблачая «героев» во лжи, защищая Веру, но это не имело должного воздействия.
Юрию Фроловичу так было жаль сестру, он был готов обрушиться с самым бурным протестом в защиту ее, но знал, что все это бесполезно. Весь поселок гудел, теперь уже не от факта изнасилования монашки, а от сплетен вокруг Князевой. Возвратясь в избушку, он застал Веру еще в постели. Видно, что спокойствие, наконец, овладело ею, и она спала мертвым сном, не подозревая о той буре, какая разразилась над ее судьбой.