Разница только в том, что Шульгин говорит «побойчее», а Временное правительство, как правительство, говорит поскромнее; Шульгин говорит басом, а Милюков фальцетом. Милюков за соглашение с Советом рабочих и солдатских депутатов, Шульгин – тоже не против соглашения. Шульгин и Милюков оба за «другие способы контроля» (не так, чтобы вооруженный солдат контролировал).
Церетели выбросил за борт все и всякие идеи о классовой борьбе! Ни классовых отличий между «двумя частями» буржуазии, ни сколько-нибудь серьезных политических он не указал и не подумал указать!
Под «демократией» в одной части своей речи Церетели разумел «пролетариат и революционное крестьянство». Возьмем это классовое определение. Буржуазия пошла на соглашение с этой демократией. Спрашивается, чем держится это соглашение? каким классовым интересом?
Ни звука об этом у Церетели! Он говорит только об «общей демократической платформе, которая оказалась в настоящую минуту приемлемой для всей страны», т. е., очевидно, для пролетариев и крестьян, ибо «страна», за вычетом «цензовиков», это и есть рабочие и крестьяне.
Исключает ли эта платформа, скажем, вопрос о земле? Нет. Платформа об этом умолчала. Исчезают ли классовые интересы и их рознь от умолчания о них в дипломатических документах, в актах «соглашения», в речах и заявлениях министров?
Церетели «забыл» поставить этот вопрос, забыл «мелочь»: забыл «только» классовые интересы и классовую борьбу…
«Все задачи русской революции, – соловьем пел И. Г. Церетели, – вся ее суть (!!??) зависит от того, поймут ли имущие цензовые классы» (т. е. помещики и капиталисты), «что эта общенародная платформа не платформа специально-пролетарская…»
Бедные помещики и капиталисты! Они «непонятливы». Они «не понимают». Нужен особый министр из демократии, чтобы обучить их уму-разуму…
Или этот представитель «демократии» забыл о классовой борьбе, перешел на позицию Луи Блана, отделывается фразами от розни классовых интересов?
Шульгин ли и Гучков с Милюковым «не понимают», что крестьянина с помещиком на платформе с умолчанием о земле помирить можно? Или И. Г. Церетели «не понимает», что этого достигнуть нельзя?
Рабочие и крестьяне, ограничьтесь тем, что «приемлемо» для помещиков и капиталистов, – вот настоящая суть (классовая, а не словесная) позиции Шульгина – Милюкова – Плеханова. И они лучше «понимают» это, чем И. Г. Церетели.
Тут мы подошли ко второй политической мысли Церетели: диктатура пролетариата и крестьянства (диктатуру не «объявляют», а завоевывают, заметим кстати…) была бы отчаянной попыткой. Во-1-х, так просто говорить теперь об этой диктатуре не доводится: не попасть бы И. Г. Церетели в архив «старых большевиков»[77]… Во-2-х, – и это главное, – разве рабочие и крестьяне не составляют огромного большинства населения? разве «демократией» не называется осуществление воли большинства?
Как же можно, оставаясь демократами, быть против «диктатуры пролетариата и крестьянства»? как можно опасаться от нее «гражданской войны»? (гражданской войны какой? горстки помещиков и капиталистов против рабочих и крестьян? ничтожного меньшинства против подавляющего большинства?).
И. Г. Церетели запутался окончательно, забыв даже, что если Львов и Ко исполнят свое обещание созвать Учредительное собрание, то оно и станет «диктатурой» большинства! Или и в Учредительном собрании рабочие и крестьяне должны ограничиться тем, что «приемлемо» для помещиков и капиталистов?
Рабочие и крестьяне – огромное большинство. Вся власть этому большинству – это, изволите видеть, есть «отчаянная попытка»…
Церетели запутался, ибо совершенно забыл о классовой борьбе. С точки зрения марксизма он перешел всецело на точку зрения Луи Блана, который фразой «отговаривался» от классовой борьбы.
Задача пролетарского вождя: разъяснять различие классовых интересов и убеждать известные слои мелкой буржуазии (именно: беднейших крестьян) делать выбор между рабочими и капиталистами, становясь на сторону рабочих.