Итак, революция в ее первом этапе развивалась так, как никто не ожидал. Большевики дали ответ на вопрос о возможности «защиты отечества»: если победит буржуазно-шовинистическая революция (№ 47 «Социал-Демократа»), то защита отечества и в таком случае невозможна[45]. Оригинальность положения – в двоевластии. За границей, куда ни одна газета левее «Речи» не доходит и где англо-французские буржуазные газеты говорят о полновластном Временном правительстве и «хаосе» в лице Совета Р. и С. Д., никто не имеет точного представления о двоевластии. Только на месте, здесь мы уже узнали, что Совет Р. и С. Д. отдал власть Временному правительству. Совет Р. и С. Д. есть осуществление диктатуры пролетариата и солдат; среди последних большинство крестьян. Это и есть диктатура пролетариата и крестьянства. Но эта «диктатура» вошла в соглашение с буржуазией. Тут и нужен пересмотр «старого» большевизма. Создавшееся положение показывает, что диктатура пролетариата и крестьян переплелась с властью буржуазии. Положение изумительно своеобразное. Не бывало таких революций, чтобы представители революционного пролетариата и крестьянства, будучи вооружены, заключили союз с буржуазией, имея власть, уступили ее буржуазии. Буржуазия имеет в своих руках силу капитала и силу организации. Надо еще удивляться, что рабочие оказались все же достаточно организованными. Буржуазная революция в России закончена, поскольку власть оказалась в руках буржуазии. Здесь «старые большевики» опровергают: «она не закончена – нет диктатуры пролетариата и крестьян». Но Совет Р. и С. Д. и есть эта диктатура.
Движение аграрное может пойти двояко. Крестьяне отнимут землю, а борьбы между деревенским пролетариатом и зажиточным крестьянином не вспыхнет. Но это мало вероятно, ибо борьба классов не ждет. Повторить теперь то, что мы говорили в 1905 г., и не говорить о борьбе классов в деревне, – есть измена пролетарскому делу.
Уже теперь мы видим в решениях ряда крестьянских съездов мысль обождать с разрешением аграрного вопроса до Учредительного собрания, – это победа зажиточного крестьянства, склоняющегося к кадетам. Крестьяне уже берут землю. Социалисты-революционеры удерживают их, предлагая ждать до Учредительного собрания. Надо соединить требование взять землю сейчас же с пропагандой создания Советов батрацких депутатов. Буржуазно-демократическая революция закончена. Аграрную программу надо проводить по-новому. Та же борьба крупных собственников с мелкими за власть, которая есть сейчас здесь, будет и в деревне. Одной земли еще крестьянам мало. Число безлошадных очень увеличилось. Аграрную революцию мы одни сейчас развиваем, говоря крестьянам, чтобы они брали землю сейчас же. Брать надо землю организованно. Имущества не портить. Аграрное движение, следовательно, только предвидение, но не факт. Задача марксистов – разъяснять крестьянам вопрос об аграрной программе; надо перенести центр ее тяжести на Совет батрацких депутатов. Но надо быть готовым, что крестьянство может соединиться с буржуазией, как это сделал Совет рабочих и солдатских депутатов. Следовательно, аграрное движение еще надо развивать. Зажиточное крестьянство будет, естественно, тянуть к буржуазии, к Временному правительству. Оно может оказаться правее Гучкова.
Пока победа буржуазной власти осуществлена. Экономическое положение крестьян отделяет их от помещиков. Крестьянам нужны не права на землю. Им нужны Советы батрацких депутатов. Те, кто советует крестьянам ждать Учредительного собрания, обманывают их.
Наша задача – выделение из мелкобуржуазного болота классовой линии: буржуазия великолепно делает свое дело, давая какие угодно обещания, но на деле проводя свою классовую политику.
В Советах Р. и С. Д. соотношение таково, что власть передается Временному правительству, а сами социалисты ограничиваются «контактными комиссиями». Это правительство, правда, – лучшие доверенные люди своего класса, но это все же определенный класс. Мелкая буржуазия всецело им сдалась. Если мы не отделим пролетарской линии, мы предадим дело пролетариата. Буржуазия господствует или обманом или насилием. Теперь господствуют лесть и обман, и это усыпляет революцию. Уступки они делают во второстепенном. В главном (аграрном перевороте) они ничего не делают. Кто не видит, что в России, кроме большевиков, сплошное революционное оборончество, что оно победило кругом, тот не видит фактов, а такое революционное оборончество есть сдача всех социалистических принципов во имя грабительских интересов крупного капитала, прикрываемых фразой о «защите отечества», сдача позиции мелкой буржуазии. Когда я говорил о «добросовестной» революционно-оборонческой массе, то я имел в виду не моральную категорию, а классовое определение. Классы, представленные в Советах рабочих и солдатских депутатов, в грабительской войне не заинтересованы. В Европе – не то. Там народ угнетают, пацифистов самых оппортунистических травят нередко больше, чем нас, правдистов. У нас же Совет рабочих и солдатских депутатов не насилием, а доверием масс проводит свою революционно-оборонческую позицию. Европа – это сплошная военная тюрьма. Капитал там правит жестоко. По всей Европе буржуазию надо свергать, но не убеждать. В России солдаты вооружены: они сами дали себя мирно обмануть, соглашаясь якобы только «защищаться» от Вильгельма. Там, в Европе, нет «добросовестного» революционного оборончества, как в России, где власть народ отдал буржуазии по темноте, косности, по привычке терпеть палку, по традиции. Стеклов, Чхеидзе – на словах вожди, а на деле хвосты буржуазии, невзирая на их добродетели, знание марксизма и проч., политически они мертвы. У нас власть в руках солдат, которые настроены оборончески. Объективное классовое положение капиталистов одно. Они воюют для себя. Солдаты – это пролетарии и крестьяне. Это другое. Есть у них интерес завоевать Константинополь? Нет, их классовые интересы против войны! Вот почему их можно просветить, переубедить. Гвоздь политической ситуации сию минуту – уметь разъяснить истину массам. Нельзя считать, что мы «опираемся» на революционную массу и пр., – нельзя, пока мы не разъясним солдатам или несознательным массам значение лозунга «долой войну».