В этих словах, хотя и очень тихих, явственно сказывалась власть человека, привыкшего к победам. И вдруг, в нескольких шагах послышался почтительный и робкий, но все-таки отчетливый голос:
— Ваше сиятельство!..
Мужчина весь вздрогнул, опустил руки и, озираясь, машинально спросил:
— Что тебе?
— Приехали их сиятельство, дядя вашего сиятельства… приказали везде искать ваше сиятельство…
Только теперь тот, к которому обращались с этими словами, опомнился. Но тотчас же им овладел страшный гнев. С сердитым жестом, дрожащим голосом он крикнул:
— Пошел вон!
В аллее послышались шаги торопливо удалявшегося человека. А он снова обернулся к девушке, которая стояла по другую сторону решетки, вся выпрямившись, неподвижная, замершая.
Пробуя улыбнуться, он стал говорить:
— Итак, все открылось! Проклятый лакей! Не сердись… я так сделал из опасения, чтобы ты не убежала.
Она с широко раскрытыми глазами шопотом спросила:
— Вы — князь?!
В этом шопоте слышалось что-то, почти безумное. Он начал снова:
— Ну да… но что ж из этого? Разве…
И он пробовал снова овладеть ее руками. Но она схватилась за голову, и с уст ее сорвался крик без слов… такой, громкий, что пронесся по обоим садам… В ту же самую минуту она повернулась и, бросившись в смертельном ужасе бежать, исчезла во мраке.
V
Князь Оскар возвратился из путешествия на третий день под вечер. Спустя час после приезда он шел по аллее сада с пасмурным, чуть ли не мрачным лицом… Он остановился у скамейки из дерна, поглядел на ее низкое сиденье, осмотрелся вокруг. Приближались сумерки. На газоне, видневшемся из-за толстых стволов деревьев, лежали косые коврики золотистого света, а на дорожке дрожали золотые кольца и колечки. На низкой траве скамейки увядало несколько забытых цветочков.
Все здесь было точно такое же, как и в тот вечер.
Князь бросился на скамейку, снял шляпу, оперся головою на руки и тихо произнес:
— Беда!
За час перед тем, сейчас же после приезда, оставшись наедине с камердинером Бенедиктом, он коротко спросил:
— Ну что там?
Старый слуга, любимец князя, ответил с низким поклоном:
— Плохо, ваше сиятельство!.. Съехали с квартиры…
— Кто съехал с квартиры? — крикнул князь.
— Выгрычи…
— Когда?
— Сегодня утром.
— Куда же?
— Я еще не знаю, но если ваше сиятельство прикажут…
Он хотел сказать: «я разузнаю!», но счел за лучшее не заканчивать фразу. Князь не говорил ни слова. Он стоял лицом к окну и, не оборачиваясь, спросил опять:
— Ты не видел ее?
Да, Бенедикт ее видел. Чтобы не упускать из виду домика, обсаженного фасолью, он прошелся вчера вечером, — так, в начале одиннадцатого часа, — по аллее, примыкавшей к тому саду. Проходя, он услышал плач. Он подошел осторожно, без шума, и увидел ее из-за дерева: она стояла на коленях у решетки, держась за нее руками и прижавшись к ней головой. Она сильно плакала. Раз она подняла голову и посмотрела на виллу. Потом снова зарыдала и так низко нагнулась к земле, что ее руки и лицо утонули в траве. Но когда господин Пшиемский стал играть в вилле, она быстро вскочила и, как стрела, бросилась бежать домой. Это было вчера между десятью и одиннадцатью вечера. Сегодня в семь часов утра Бенедикт ходил к своему знакомому, что живет на той улице напротив их забора, и узнал, что Выгрычи съехали с квартиры чуть ли не с восходом солнца, а на их место переехала какая-то старушка с работницей и кошкой.
Все это Бенедикт доложил бесстрастным тоном рапорта по службе. Князь, не отрываясь от окна, сказал:
— Ступай!
Камердинеру показалось, что князь произнес это слово сильно изменившимся голосом.
Теперь князь сидел на скамейке, склонив голову на руки, очень грустный, в глубоком раздумье.
«Она ушла, как некий сон чудесный»… Исчезла! Но это пустяки! Нет ничего легче, как найти ее. Стоит только сказать Бенедикту, и завтра или, самое большее, через два дня он будет знать, куда они переехали.
Но стоит ли искать? Она убежала. Женский инстинкт самосохранения заставил ее бежать. Таков порядок вещей. Самка убегает от самца, если не имеет в виду свить с ним гнездо. Она, такая разумная и полная благородной гордости, поняла, что после краткого блаженства ее ожидало бы большое несчастье. Она убежала с горьким плачем, но… убежала!
— Какая сила в этом ребенке!
А однако были минуты, когда она была слабой, и он тоже в подобных случаях бывает очень слабым. Кто знает, что могло бы случиться? И хорошо, что не случилось! Он никогда не простил бы себе этого.