Итак, стоит ли искать ее и все начинать сызнова?.. И опять подвергать ее опасности? Только ее. Ведь ему лично улыбалась тут надежда на спасение, и он мог вновь обрести утраченную веру во многие ценности, в существовании которых он уже изверился. Уже несколько дней он чувствовал, что воскресает… Было бы несказанным счастьем обладать этим существом, таким прекрасным душою и телом! Было бы также несказанным счастьем хотя бы только увидеть ее вот в эту минуту… Если бы он увидел ее, он просил бы у нее прощения за то, что ей пришлось так горько плакать из-за него…
Да… Но после этой просьбы о прощении… что было бы дальше?
— Да сохранит тебя господь такой прекрасной, чистой и воздушной!
Не сохранил бы теперь!.. Наверное не сохранил бы, если б они встретились снова. Жаль этого цветка! А все-таки.
Он поднялся и пошел дальше.
В аллее, примыкавшей к соседнему саду, он снова остановился. Он смотрел на домик, обсаженный фасолью, главным образом на крылечко, где, казалось, кто-то сидел.
И, действительно, на узкой скамеечке сидела старушка в темном платье и в белом чепчике. Она вязала чулок. В лучах солнца спицы мелькали в ее руках как стальные искорки.
— Должно быть, госпожа Дуткевич!
Он остановился в раздумье, потом отворил калитку в решетке и вошел в соседний сад. Старушка, сидевшая на крыльце, завидя его, поднялась со своего места и, когда он поклонился ей, первая заговорила с добродушной улыбкой на широких губах:
— Чем могу служить вашему сиятельству? Соблаговолите, ваше сиятельство, присесть на моем крылечке. Ваше сиятельство сделают мне большую честь… прошу, ваше сиятельство!
При этом она делала реверансы, — не один, а десять, — что было не легко на таком тесном крылечке, часть которого к тому же занимал раскормленный кот, лежавший на большой подушке. Однако, несмотря на тесноту, она продолжала делать размашистые и низкие реверансы, причем из-под ее короткой юбки мелькали ноги в белых чулках и прюнелевых башмаках.
— Окажите, ваше сиятельство, честь моей хижине, соблаговолите присесть… Чем могу служить вашему сиятельству?
Она сделала еще один реверанс, еще раз мелькнули белые чулки из-под черной юбки, и она уселась на своем прежнем месте с шерстью и спицами на коленях.
Но князь не сел, а только поднялся на крылечко и, сняв шляпу, вежливо спросил:
— Господин Выгрыч с семьей здесь уже не живет?..
— Не живут… не живут… — утвердительно кивая головой, ответила старушка. — Сегодня утром переехали в другое место… и теперь я соседка вашего сиятельства… хе-хе-хе!
Князь бархатным голосом спросил:
— Имею удовольствие говорить с госпожой Дуткевич!
— Точно так, ваше сиятельство… к вашим услугам!
— А нельзя ли узнать, куда переехал господин Выгрыч?
Теперь с крупного румяного лица старушки сошла добродушная, подобострастная улыбка и ее сменило выражение жалости и серьезности. Поднимая к нему свои голубые, как незабудки, глаза и качая головой, она ответила:
— Нельзя, нельзя!
Она подняла сморщенный палец на высоту своего подбородка и еще раз повторила:
— Нельзя!..
Но от этого жеста клубок шерсти упал с ее колен и покатился по дырявому полу крылечка. Она пробовала притянуть его к себе за конец нити, но это не помогало.
Тогда князь поднял клубок и подал ей.
Она быстро встала со своего места и снова сделала широкий реверанс.
— Благодарю, ваше сиятельство… ваше сиятельство изволили побеспокоиться… очень благодарна!..
Глубокая морщина выступила на лбу князя, румянец залил его бледные щеки. Опираясь плечом о столбик, поддерживавший крылечко, князь спросил:
— Не думаете ли вы, что мне было бы трудно найти новую квартиру Выгрычей… если бы я захотел поискать?..
Она сложила свои короткие, пухлые пальцы и воскликнула:
— Для вашего сиятельства нет ничего трудного! Боже мой, при таких средствах и таких связях что может быть трудного? Ваше сиятельство нашли бы в одну минуту их квартиру, но…
Она лукаво улыбнулась:
— Но вы, ваше сиятельство, не станете искать…
Князь был любознателен, а потому он и эту старушку рассматривал с некоторым интересом. Кроме того, ее чепчик, отделанный несколькими рядами накрахмаленных кружев, напомнил ему о многом: он видел его два раза в руках Клары.
Не изменяя своей позы, он только скрестил руки на груди и снова спросил:
— Почему вы говорите с такой уверенностью, что я не стану искать Выгрычей?
Старушка посмотрела на него, моргая своими лишенными ресниц веками, и ответила: