— Вы, кажется, мечтали подстрелить лося, — заметил старик, когда мы подошли к ранчо. — Я как раз собираюсь на охоту в горы и, пожалуй, возьму вас с собой, погляжу, чего вы стоите. Если вы толковые ребята, то сможете остаться у меня. Но сперва зайдем в дом и перекусим, от голодного стрелка, ясное дело, проку не жди.
Сами понимаете, уговаривать нас не пришлось. Мы усердно работали челюстями, но, как только насытились, Уоббл объявил, что пора выезжать — мол, задерживаться из-за нас он не намерен. Нам предоставили хороших лошадей, и мы начали свою первую охотничью вылазку на Диком Западе.
Старик возглавлял кавалькаду; мне он велел держаться рядом с ним. По другую сторону от нашего предводителя шагал вьючный мул, недоуздок которого был привязан к седлу Олд Уоббла. За нами ехали Бен и Билл, а позади — фургон, запряженный четверкой лошадей. Правил ими один из индейцев с ранчо, по имени Пак-Му-И, то есть Кровавая Рука. Впрочем, несмотря на такое устрашающее имя, выглядел он совсем не кровожадно. Другие его соплеменники остались присматривать за домом и скотом, что свидетельствовало о полном доверии хозяина к своим краснокожим слугам.
Перейдя реку, мы миновали небольшую светлую рощу и очутились в широкой прерии, над морем волнующейся под ветром травы. Через несколько часов езды пошли холмы. Солнце уже клонилось к западу, и Олд Уоббл подал сигнал к остановке.
Лошадей распрягли, из фургона была извлечена просторная палатка, перед которой разложили костер. В этом месте наш предводитель рассчитывал задержаться на день-другой, поохотиться на вилорогов. Попадались и бизоны — в пути мы не раз видели их скелеты, а неподалеку от нашего лагеря валялся огромный, выбеленный дождями и солнцем, бизоний череп. Решено было, что назавтра мы — четверо белых — заберемся на заболоченное, покрытое кустарником плато и попробуем отыскать лосей, а Кровавая Рука будет охранять лагерь, не упуская возможности подстрелить антилопу, одинокого бизона или еще какую-нибудь иную дичь, если она окажется поблизости.
К удивлению, ни в этот, ни в следующий день нам так и не подвернулась никакая добыча. Олд Уоббл свирепел с каждый часом, а я втихомолку даже радовался такому невезению. Дело в том, что меня очень смущала предстоящая необходимость показать свое искусство в стрельбе. В колокольню с тридцати шагов я попадал достаточно уверенно, а вот если придется стрелять по какому-нибудь быстроногому животному, конфуза не избежать. Но меня не спасло даже отсутствие дичи. Уобблу взбрело на ум проверить наши способности еще до охоты, и он предложил мне и Бену пострелять в стервятников — эти чертовы птицы сидели рядком на дочиста обглоданном бизоньем скелете, шагах в семидесяти от нас. Мне выпало стрелять первым, и могу сказать одно: им не пришлось испытать чувство досады на меня. Я сделал четыре выстрела, и стервятников только прибавилось — они начали слетаться со всей округи. Эти твари знают, что ни один охотник в здравом уме не станет тратить заряды, а потому, заслышав пальбу, всегда воспринимают ее как приглашение к очередному пиршеству. Бен показал лучший результат: он подшиб одного уже третьим выстрелом. Остальные мигом разлетелись.
— Неподражаемо! — заявил Олд Уоббл, трясясь от смеха. — Вы оба, джентльмены, прямо-таки созданы для жизни на Западе, и беспокоиться о вашей участи незачем: такие лихие парни, как вы, не пропадут нигде. Даже обидно, честное слово. Вы уже все знаете и умеете, так что больше вам учиться нечему, this is clear!
Бен вынес насмешки старика со стоическим хладнокровием, но я рассердился и даже попытался дать ему отпор, что только усугубило мне положение.
— Помолчите, сэр, — грубовато оборвал меня старый охотник. Всю его веселость как рукой сняло. — Ваш приятель хоть с третьего раза умудрился попасть в грифа, а вам, похоже, надеяться вообще не на что. Вы не годитесь для наших краев, да и со мной вряд ли уживетесь. Послушайтесь доброго совета и поскорее возвращайтесь на Восток, откуда приехали.
Я почувствовал себя глубоко уязвленным. В конце концов, думал я, все дело здесь в тренировке. Не боги горшки обжигают, а мне за всю мою предыдущую жизнь довелось истратить пока не больше фунта пороха. И я решил во что бы то ни стало завоевать уважение ехидного старика.