Выбрать главу
Тит — домой. Поля не ораны, Дом растаскан на клочки, Продала косули, бороны, И одёжу, и станки, С барином слюбилась жёнушка, Убежала в Кострому. Тут родимая сторонушка Опостылела ему. Плюнул! Долго не разгадывал, Без дороги в путь пошёл. Шёл — да песню эту складывал, Сам с собою речи вёл. И говаривал старинушка: „Вся-то песня — два словца, А запой её, детинушка, Не дотянешь до конца! Эту песенку мудрёную Тот до слова допоёт, Кто всю землю, Русь крещёную, Из конца в конец пройдёт“. Сам её Христов угодничек Не допел — спит вечным сном. Ну! подтягивай, охотничек! Да иди ты передом! Песня убогого странника Я лугами иду — ветер свищет в лугах: Холодно, странничек, холодно, Холодно, родименькой, холодно!
Я лесами иду — звери воют в лесах: Голодно, странничек, голодно, Голодно, родименькой, голодно!
Я хлебами иду — что вы тощи, хлеба? С холоду, странничек, с холоду, С холоду, родименькой, с холоду!
Я стадами иду: что скотинка слаба? С голоду, странничек, с голоду, С голоду, родименькой, с голоду!
Я в деревню: мужик! ты тепло ли живёшь? Холодно, странничек, холодно, Холодно, родименькой, холодно!
Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьёшь? Голодно, странничек, голодно, Голодно, родименькой, голодно!
Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьёшь? С холоду, странничек, с холоду, С холоду, родименькой, с холоду!
Я в четверту: мужик! что в кабак ты идёшь? С голоду, странничек, с голоду, С голоду, родименькой, с голоду!
Я опять во луга — ветер свищет в лугах: Холодно, странничек, холодно, Холодно, родименькой, холодно!
Я опять во леса — звери воют в лесах: Голодно, странничек, голодно, Голодно, родименькой, голодно!
Я опять во хлеба, — Я опять во стада», — и т. д.
Пел старик, а сам поглядывал: Поминутно лесничок То к плечу ружьё прикладывал, То потрогивал курок. На беду, ни с кем не встретишься! «Полно петь… Эй, молодец! Что отстал?.. В кого ты метишься? Что ты делаешь, подлец!» — «Трусы, трусы вы великие!» — И лесник захохотал (А глаза такие дикие!). «Стыдно! — Тихоныч сказал. — Как не грех тебе захожего Человека так пугать? А ещё хотел я дёшево Миткалю тебе продать!» Молодец не унимается, Штуки делает ружьём, Воем, лаем отзывается Хохот глупого кругом. «Эй, уймись! Чего дурачишься? — Молвил Ванька. — Я молчу, А заеду, так наплачешься, Разом скулы сворочу! Коли ты уж с нами встретился, Должен честью проводить». А лесник опять наметился. «Не шути!» — «Чаво шутить!» — Коробейники отпрянули, Бог помилуй — смерть пришла! Почитай что разом грянули Два ружейные ствола. Без словечка Ванька валится, С криком падает старик…
В кабаке бурлит, бахвалится Тем же вечером лесник: «Пейте, пейте, православные! Я, ребятушки, богат; Два бекаса ныне славные Мне попали под заряд! Много серебра и золотца, Много всякого добра Бог послал!» Глядят, у молодца Точно — куча серебра. Подзадорили детинушку — Он почти всю правду бух! На беду его — скотинушку Тем болотом гнал пастух: Слышал выстрелы ружейные, Слышал крики… «Стой! винись!..»
И мирские и питейные Тотчас власти собрались. Молодцу скрутили рученьки: «Ты вяжи меня, вяжи, Да не тронь мои онученьки!» — «Их-то нам и покажи!» — Поглядели: под онучами Денег с тысячу рублей — Серебро, бумажки кучами. Утром позвали судей, Судьи тотчас всё доведали (Только денег не нашли!), Погребенью мёртвых предали, Лесника в острог свезли…

Август 1861

Мороз, красный нос*

Посвящаю моей сестре

Анне Алексеевне.

Ты опять упрекнула меня, Что я с музой моей раздружился, Что заботам текущего дня И забавам его подчинился. Для житейских расчетов и чар Не расстался б я с музой моею, Но бог весть, не погас ли тот дар, Что, бывало, дружил меня с нею? Но не брат еще людям поэт, И тернист его путь, и непрочен, Я умел не бояться клевет, Не был ими я сам озабочен; Но я знал, чье во мраке ночном Надрывалося сердце с печали, И на чью они грудь упадали свинцом, И кому они жизнь отравляли. И пускай они мимо прошли, Надо мною ходившие грозы, Знаю я, чьи молитвы и слезы Роковую стрелу отвели… Да и время ушло, — я устал… Пусть я не был бойцом без упрека, Но я силы в себе сознавал, Я во многое верил глубоко, А теперь — мне пора умирать… Не затем же пускаться в дорогу, Чтобы в любящем сердце опять Пробудить роковую тревогу…