Вы ожидаете: Слыхали ль вы? — извините, тут стоит: «Прости ему!» Читатель поневоле сам неведомо летит куда, расстроенный душою.
А это мрачное, байроновское стихотворение… вы думаете, можно его было предвидеть (на стр. 103):
Бывает влеченье Бывает влеченье неведомой силы, Влечение сердца к девице прекрасной, Влечение к дружбе до хладной могилы, К доверчивой дружбе, и теплой и страстной. Не спавшая прядь на плеча шелковистых кудрей, Не огнь ее пылких и страстно-могучих очей, Так душу возвысили в мир представлений Неведомых, редких, но чудных мгновений. И жадно рвалась так душа, друг, поэта К тебе. То ж влеченье до самой могилы — Загадка — на то нам нет лучше ответа; Бывает влеченье неведомой силы.Октябрь. 1847.
Удивительное дело! Понять это величественное стихотворение нет почти никакой возможности, а впечатление оно производит сильное. Именно «Бывает влеченье неведомой силы».
В другом роде, более небрежном, задушевном, но тоже очень хорошо стихотворение на стр. 25:
Ты не любишь меня: Я, мой друг, то познал! Вместе быть — для тебя Скучно. Я ж не знавал Этой скуки с тобой. Пусть бы час дорогой Длился долгим же днем! Да любовь твою кровь Не волнует, как прежде! Что ж желаешь ты вновь Моих клятв, уверений? А была ты полна И любви и чувств юга.Под конец господин сочинитель прогоняет прочь луну, хотя она горит в небе ночей, потому что она не сулит любовь юга![75]
Великолепен тоже первый стих в «La Nouvelle Fanchon» (стр. 120):
Грустно, не спится мне, скуки быв полному.Какая счастливая смелость, а?
Следующие десять стихов хотя не могут стать наравне с первым, но достойны, однако, полного внимания просвещенных любителей:
На родине путница… Бледно усталая В дальней дороге своей Тихо садится, отцветши-увялая Радость — подруга не ей! Волосы спали на плечи к ней, томная, Ночи проведши без сна, Страждет душевною скорбью, безмолвная Села! — безумна она! — Видится: в хижине дверь отворяется Мать и отец.И точка.
Той же m-lle, m-lle Paulina de В…ff посвящен романс: «Не осуждай меня». В нем звучит такая певучая, такая трогательная грусть, что, право, гораздо было бы лучше положить этот романс на музыку, чем песенку г. Сушкова: «Ай, вино!», которая, как замечает в выноске автор, заслужила эту честь от г. Верстовского.* Правда, наш даровитый композитор мог бы прийти в некоторое недоразумение насчет точного смысла следующих стихов:
Мне больно слышать оскорбленье Твоих, друг, слов! Но то в любви — лишь искушенье Твоих оков!Но облеченные в его звуки, они бы показались прекрасными…
Впрочем, пора перейти к главному, капитальному произведению г. Познякова — к его поэме «Видение». Мейербера и Россини судят не по сорока мелодиям, изданным в Париже, не по «Музыкальным вечерам», а по «Гугенотам», по «Семирамиде», по «Севильскому цирюльнику»…*
Мы называем «Видение» поэмой, хотя она вся помещается на тринадцати страницах; но дело не в величине: дело в достоинстве. Начинается поэма описаньем сада. Ночь. Луна белеет, «спутница ночей и трех заплаканных очей». И вдруг…
Смотри!— говорит себе автор, —
вот, видишь, меж черешен Стоит, колена преклоня, В покрове белом, не утешен, Какой-то призрак? — Он меня Смутил неясной, тяжкой думой. Не сирота ли то, мой друг? Иль прячет скряга свои суммы? Или несчастливый супруг?И вот автор, подстрекаемый любопытством, подходит, «чуть-чуть ступая»,
Чтоб не исчезло Гор виденье…Заметьте, что о горах до сих пор слова не было сказано. Виденье гор не шевелится, и автору-мечтателю уж мнится, что
как щепка морем Несомая, уж он устал Бежать по волнам океана, Не видя там земли кургана!Но вдруг «ветер дунул от востока» — и автор увидал, что этот призрак — «молодая дева иль жена», и долго призрак
там неподвижно Стоял в забвении немом, Как будто был скоропостижно Захвачен он тогда серпом, Неуловимой смерти роком! И не смигал тогда он оком. Но ветер дунул от востока И освежил Явленье Гор…