Свистиков. Не лучше ли нам в кабинет-с… да и снаряд-то с собой туда же возьмем-с! Хорошо, кабы бог спас, генерала-то нашего не принесла бы нелегкая!
Бобырев. Это дельно. Следовательно, путешествуем в кабинет! А генерала ты не бойся… я, брат, ему нос оторву!
Уходят; сцена на мгновение остается пустою.
Сцена IIIСофья Александровна входит быстро, одетая в теплый салоп и предшествуемая Апряниным и Камаржинцевым; Апрянин снимает с нее теплые ботинки, Камаржинцев — салоп; Софья Александровна одета в богатое платье, убранное кружевами и декольте; в руках у нее букет; следом за ней входит Ольга Дмитриевна и Набойкин.
Софья Александровна. Да снимайте же скорее, Апрянин! что вы там остановились!
Апрянин. Не могу. Софья Александровна, руки дрожат-с!
<span class="speaker">Софья Александровна. Вот еще! А вы, Камаржинцев, что там уснули? Тоже руки дрожат? И пусть будет вам известно, messieurs, что с этих пор я буду вас называть моими горничными!
Камаржинцев. Я, Софья Александровна, за счастье-с… только уж нельзя ли в настоящие горничные!
Софья Александровна. Хотелось бы? (Поправляя модести на груди.) Пошлите-ка лучше Аннушку модести мне поправить!
Апрянин. Позвольте мне-с!
Софья Александровна. Ну нет-с, вы, пожалуй, опять задрожите! (Ольге Дмитриевне, которая вошла с Набойкиным и поправляется перед зеркалом.) Maman! распорядитесь насчет чаю! (Лакею.) Николай Дмитрич дома?
Лакей. Дома-с, они с Иваном Михеичем у себя в кабинете-с.
Софья Александровна. Ну, и пусть их остаются в кабинете. Мы, messieurs, проведем нынче вечер отлично: Обтяжнов и маленький Тараканов привезут нам ужин, Клаверов привезет нам литератора…
Апрянин (с некоторым благоговением). Какого же это литератора, Софья Александровна?
Софья Александровна. Там, какого-то из «Северной почты»! Il fait des feuilletons, de la politique… que sais je?[147] Клаверов говорит, что это человек очень благонамеренный!
Набойкин. То есть скучный.
Софья Александровна. Фи, мсьё Набойкин, как же вы это не хотите понять, что человек, который занимается… des sciences, de la politique enfin…[148] не может же он быть веселым, как мы, простые смертные! Maman! да что же вы все перед зеркалом поправляетесь! Мне чаю хочется!
Ольга Дмитриевна. Ma chère, ты бы Ивану могла приказать!
Софья Александровна. Иван может делать чай для Николая Дмитрича, а не для меня… приятно очень: грязными руками!
Набойкин. Отчего вы сами не разливаете чай, Софья Александровна?
Софья Александров на. Вот еще! скука какая!
Апрянин. А как бы это было приятно!
Камаржинцев. Венера, разливающая нектар…
Апрянин. Геба, mon cher!
Камаржинцев. Ах да, Геба! Венера — эта та, которая Вулкану…*
Софья Александровна. Вы несчастливы на мифологию, Камаржинцев!
Набойкин. Нет, нет, нет! постойте! ну что же такое Венера, Камаржинцев? что она сделала Вулкану?
Камаржинцев (обидевшись). Вы сами очень хорошо знаете, что сделала Венера…
Набойкин. И он вас сравнивает с ветреною богиней, Софья Александровна!
Камаржинцев. Я совсем не сравниваю; я сравниваю Софью Александровну с Гебой (с кислою любезностью), да и то нахожу, что здесь не может быть сравнения…
Ольга Дмитриевна. Ce n’est pas mal trouvé[149]. Пожалуйста, Павел Николаич, оставьте в покое мсьё Камаржинцева!
Софья Александровна. А вы оставьте в покое нас; maman, и дайте нам чаю скорее.
Ольга Дмитриевна уходит.
Сцена IVТе же, кроме Ольги Дмитриевны.
Софья Александровна. Удивительно, однако ж, какой этот Николай Дмитрич! Представьте себе, messieurs, что с некоторого времени он только и делает, что по целым вечерам просиживает с Свистиковым! Об чем они там говорят вдвоем — решительно понять невозможно!
Набойкин. Погодите, вот я схожу — подслушаю!
Софья Александровна. Нет, уж оставьте; еще придут сюда, пожалуй! В сущности, я очень рада, что Николай Дмитрич оставляет меня в покое! Когда он здесь, я точно на иголках: такие у него манеры странные, и шутит-то он как-то так, что лучше бы сидел да молчал! Aucune délicatesse![150]
Набойкин. Его еще в школе медвежонком звали!
Софья Александровна. А теперь из медвежонка вышел целый медведь! Право, messieurs, я совсем не революционерка, и даже не понимаю, чего хотят эти студентки, но l’émancipation de la femme — ce n’est que très juste![151]
Набойкин. Да, если взглянуть на дело с общей точки зрения… конечно, но если разобрать вопрос в частности…
Софья Александровна. И в частности и как хотите, со всех точек это справедливо! Вы забываете, messieurs, что женщины тоже хотят веселиться!
Камаржинцев. У меня, Софья Александровна, есть знакомая, которая заказала себе сюртук!
Софья Александровна. Вы, кажется, мне противоречить хотите, Камаржинцев?