— Почему вы это сделали?
— Потому что я в тебя верю. Sic vos non vobis[99]. Тебе придется совсем нелегко. Дорога будет длинной и трудной. Ты узнаешь, что такое одиночество.
— Мне кажется, я должен испытывать благодарность, — проворчал Гельсион, — но я чувствую… ну… я чувствую себя опустошенным. Обманутым.
— О, да. Черт возьми, Если ты достаточно долго жил с язвой желудка, тебе будет ее не хватать после операции. Ты прятался в своей язве. А я отнял у тебя твое убежище. Значит: ты чувствуешь, что тебя обманули. Подожди! Скоро ты почувствуешь, что тебя обманули еще больше. Помнишь, я говорил, что тебе придется заплатить. Ты это сделал. Гляди.
Мистер Аквила поднес к лицу Гельсиона ручное зеркало. Тот бросил в зеркало один взгляд и уже больше не смог отвести глаз. На него смотрело лицо пятидесятилетнего мужчины: морщинистое, жесткое и решительное. Гельсион вскочил на ноги.
— Спокойно, спокойно, — наставлял мистер Аквила. — Не так уж все и плохо. Наоборот — все просто отлично. Тебе по-прежнему тридцать три года по физическому состоянию. Ты не потерял ни дня своей жизни… только всю юность. Так с чем же ты расстался? С хорошеньким личиком, необходимым для завлечения молоденьких девочек? Именно это повергло тебя в такое расстройство?
— Боже мой! — вскричал Гельсион.
— Ладно. Продолжай сохранять спокойствие, сын мой. Вот ты стоишь передо мной, ты прошел ритуал очищения, потерял иллюзии, чувствуешь себя несчастным, ты смущен, ведь ты уже ступил одной ногой на дорогу, ведущую к зрелости. Хотел бы ты, чтобы это произошло, или нет? Si. Я могу это сделать. Всего этого могло бы и не случиться. Spurlos versenkt[100]. Остается десять секунд до твоего спасения. Ты можешь получить обратно свое хорошенькое личико. Ты можешь снова оказаться в плену. Можешь вернуться в безопасность материнской утробы… снова стать ребенком. Хочешь ли ты этого?
— Вы не в состоянии этого сделать.
— Sauve qui peut[101], моя Вершина Славы. В состоянии. Нет конца полосе частот в 15 000 ангстрем.
— Будьте вы прокляты! Вы Сатана? Люцифер? Только дьявол может иметь такую власть.
— Или ангелы, старина.
— Но вы не похожи на ангела. Вы похожи на Сатану.
— Да? Ха-ха-ха. Но до того, как он пал, Сатана тоже был ангелом — с большими связями наверху. Да и не следует забывать о семейном сходстве. Черт возьми. — Мистер Аквила перестал смеяться. Он наклонился над столом и его лицо утратило оживленность. Осталась лишь печаль. — Должен ли я сказать тебе, кто я такой, мой цыпленочек? Следует ли мне объяснить, почему один неосторожный взгляд этой физии может отбросить тебя за грань, откуда нет возврата?
Гельсион, не в силах говорить, только кивнул.
— Я мерзавец, паршивая овца, шалопай, подлец. Я эмигрант. Да. Черт возьми! Я эмигрант. — Глаза мистера Аквилы превратились в раны. — По вашим стандартам я великий человек с безграничной властью и полный разнообразия. Таким представлялся эмигрант из Европы наивным жителям пляжей Таити. Да? Таким я представляюсь тебе, когда в поисках скромных развлечений посещаю звездные пляжи с маленькой надеждой скрасить долгие, одинокие годы моей ссылки…
— Я плохой. — Голос Мистера Аквилы наполнился леденящим отчаянием. — Я отвратительный. На моей родине нет такого места, где меня могли бы терпеть. Мне платят, чтобы я не возвращался. Иногда наступают такие моменты, когда я, потеряв осторожность, забываюсь — и тогда болезненное отчаяние наполняет мои глаза и вселяет ужас в ваши невинные души. Как это происходит сейчас с тобой. Да?
Гельсион снова кивнул.
— Я поведу тебя. Именно ребенок в Солоне Акви-ле привел к той болезни, которая разрушила его жизнь. Oui. Я тоже страдаю от детских фантазий, с которыми никак не могу расстаться. Не совершай той же ошибки. Прошу тебя… — Мистер Солон Аквила посмотрел на часы и вскочил на ноги. К нему сразу вернулась живость. — Господи. Уже поздно. Пришло время на что-нибудь решаться, крепкое виски с содовой. Ну, какое ты принял решение? Старое лицо? Хорошенькая мордашка? Реальность мечты, или мечта о реальности?
— Так сколько раз, вы говорили, нам приходится принимать решения?
— Пять миллионов двести семьдесят одну тысячу и девять раз. Плюс минус тысячу. Черт возьми.