1942
Заклятье
Я такие слова
хочу добыть,
чтоб врага ими
в землю
по шляпку вбить.
Я такие достану
теперь из глубин,
чтобы били они
больнее дубин.
Я такие теперь добуду,
чтобы
в каждой букве
по пуду!
Стой, фашистская нечисть,
фашистская немь,
на руках твоих – кровь,
на глазах твоих – темь.
Стой, фашистская немочь,
немота,
на кулак мой
ремень
намотан.
Стой!
Сильна ты
лишь веером брызжущих пуль,
а в душе ты – гнилье,
а на деле ты – нуль.
Толкануть тебя
в злую в душу, –
весь твой строй
железный
разрушу.
Ты вгрызаешься в горы,
ползешь по степям,
но отчаянье
хлещет тебя по стопам,
страх встает
за твоей спиною
накренившеюся
стеною.
Ты ползешь, изгибаясь,
вперед и вперед,
а назад
тебя жуть обернуться берет.
На ногах твоих,
словно цепи,
бесконечные
стынут
степи.
Ты Кубани теперь
приминаешь сады,
ты кавкасским вином
заливаешь кадык,
но тревоги
не смоешь хмелем,
не заквасишь тоски
весельем.
Ты куда,
за какие зашел рубежи?
Заклинился, –
попробуй назад убежи!
Здесь – у Нальчика
и Моздока –
задохнись
до последнего
вздоха!
Здесь в туманы тебя
обоймут облака,
защемленной в ущельях,
замлеет рука,
скал завалы
и гор отроги –
под твои
занемевшие ноги.
Здесь орлы
тебе кинутся очи клевать,
водопады
в лицо тебе станут плевать,
перед каждым встречным
аулом
эхо встретит
смертельным гулом.
И когда мы
железо твое перегнем,
и когда твой нахрап
переметим огнем,
не оставивши
лба без метки, –
что ты сделаешь
напоследки?
Ты рассеешься рванью
разбитых орав,
ты бежать будешь,
строй и штаны потеряв.
И на Одере,
Эльбе,
Рейне
станешь
горечи жрать коренья.
Все на карту поставив,
ты рвешься вперед,
а назад
тебя страх обернуться берет.
Нет тебе
обратного ходу:
только –
в пропасть,
в могилу,
в воду!
Стой, фашистская немочь,
фашистская немь,
на руках твоих – кровь,
на душе твоей – темь!
Скоро сутки
пойдут на прибыль:
ты почуешь
свою гибель.
1942
Поезда
Над пространствами оледенелыми,
где студеная блещет звезда,
пролетают калеными стрелами
огнедышащие поезда;
С продовольствием, танками, пушками,
с эшелонами силы живой
погромыхивают теплушками
на подмогу страде боевой.
Паровозы заросшие в инее, –
воду взял на ходу и – прочь!
А над ними раскинулась синяя
новогодняя грозная ночь.
Ни секунды промешки и праздности,
каждый миг у них на счету;
к постоянной привыкший опасности
глаз прощупывает темноту.
Ни жилья далеко в обе стороны,
ожидай непредвиденных встреч;
рыщут в небе железные вороны,
чтобы путь им навек пересечь.
Над просторами онемелыми,
дымный хвост по полям разметав,
пробегают, ведомые смелыми,
за составом гремящий состав.
Если хищник вблизи обнаружится,
если с неба сорвется гроза, –
не изменит суровое мужество,
не сдадут на ходу тормоза.
Горизонт полыхает пожарами.
Не замедли, не сдай, доведи!
Машинистами и кочегарами
много видывано на пути.
Много бед пронеслось над бывалыми,
отклубилось, как пар на траве;
над горящими поддувалами
много дум проплыло в голове.
В небе – звезд золотистые оспины.
Постоянно держись начеку!
Много снов ими в жизни недоспано,
недовидено на веку.