Наклонись же над лицами дымными,
отведи беду от них прочь,
сохрани ты их невредимыми,
новогодняя синяя ночь!
1942
В последний час
Сквозь сумрак зимней ночи мчась,
к нам долетают вести:
«В последний час! В последний час!» –
клич доблести и чести.
На свете нет дороже слов
для нас теперь, чем эти:
светлеют взоры стариков,
и радуются дети.
Во мгле заснеженных дворов
дыханье ширит груди, –
у сотен тысяч рупоров
стоят, притихнув, люди.
Сквозь сумрак мчась, сквозь ветер мчась,
через метель и стужу:
«В последний час! В последний час!» –
слова слетают в душу.
В них – рев орудий, блеск гранат,
упорный шаг пехоты.
Они в себе еще хранят
жар боевой работы.
И на устах они у всех,
и каждый, вторя, шепчет,
что нашей Армии успех
один другого крепче.
И здесь и там, и здесь и там
враг, погибая, стонет.
За ним, в атаку, по пятам
идет, и гнет, и гонит!
Героев здесь не перечесть,
имен их – миллионы!
За вестью радостная весть
колышет их колонны.
От них, сквозь сумрак ночи мчась,
летят к нам эти вести:
«В последний час! В последний час!» –
клич ярости и мести.
Страна знамена подняла
немеркнущего цвета, –
на их отважные дела
дивится вся планета.
Дохни ж, сквозь сумрак ночи мчась,
дыханием победным,
чтоб стал врагу последний час
действительно последним!
31 января 1943 г.
На запад!
Не холод
и не потепленье
тому
оказались виной, –
когда
началось наступленье –
мы все
уже свыклись с войной.
Мы
горечь ее узнали
и гарь ее
в дом внесли;
тревоги ее
и печали
к сердцам нашим
приросли.
Мы
вникли в ее уловки:
вклиняться
и окружать,
и сердце
наизготовке,
как автомат,
держать.
Мы
поняли вражьи цели, –
за ходом войны –
следить!
В колючей
ее шинели
и женщины
стали ходить.
Мы
детской лишились резвости,
у девочек –
мудрость старух;
о наших
пропавших без вести
мы
не говорили вслух.
Мы
месяцы ждали и ждали,
покуда
из-за лесов,
из мутно глядящей
дали
не дрогнет
стрелка весов.
В мучительном
напряженье
мы
бредили в чутких снах:
когда
начнется сраженье –
войны
переломный знак?
И вот она
подступила
к иссохшим губам –
волна, –
и сдвинулась
вражья сила,
и стала
не та война!
И там,
у излучья Волги,
у локтя
великой реки, –
разбились они
на осколки
и хрустнули
в черепки.
Какая была
отрада!
Не верилось:
вдруг – уйдут?!
Стремительный блеск
Сталинграда,
бессмертных твердынь
редут!
И выяснил
результаты
неслыханный в мире
бой,
и как бы теперь
их солдаты
рванулись назад!
Домой!
Но поздно.
Отрезан путь им!
Не вырваться
из клещей!
Мы
шуток худых не шутим,
с тобою,
лихой кащей.
Мы здесь
не играем в прятки,
преследуя
и гоня!
Мы здесь
в рукопашной схватке,
в сплошном
наплыве огня!
Мы
в утренних спозаранках,
и ночью,
и белым днем
на кованных нами
танках
преследуем вас
и бьем.
Не схлынула
вражья злоба,
еще нам идти
нелегко,
но смотрим мы
зорко в оба
в грядущее
далеко!
И нет от врага
отрыва,
и многим –
удачный бой
шумит,
как волна прилива:
На запад!
Вперед!
Домой!
1943
Наши идут вперед
Подымайтесь,
слова, в атаку,
распрямляйтесь
во весь свой рост!
По сердечному
жаркому знаку,
радость,
с яростью
хлынь до звезд!
Радость – ярости
встань в подмогу
до решающего конца:
нашим бодрость,
а им тревогу
вбей в клейменые
их сердца!
Что,
не знавший пощады хищник,
обломавший концы когтей,
что осталось
от перьев пышных,
от хвастливых твоих затей?!
Ни у Белгорода,
ни у Курска
не дают ни присесть,
ни встать,
ни потачки тебе,
ни спуску:
клюв раскрыл –
тяжело дышать!
Как ни порскай
и как ни каркай, –
чуешь времени перелом:
отлетаешь
стремглав за Харьков,
черный ворон
с подбитым крылом.