Все эти соображения и легли в основу наших резолюций, которые, несомненно, слишком длинны, но я верю, что они все-таки будут полезны и будут способствовать развитию и организации действительно революционной работы в национальном и колониальном вопросах, в чем и состоит наша главная задача.
«Вестник 2-го конгресса Коммунистического Интернационала» № 6, 7 августа 1920 г.
Печатается по тексту книги «2-ой конгресс Коммунистического Интернационала. Стенографический отчет», 1921, сверенному с текстом немецкого издания «Der zweite Kongreβ der Kommunist. Internationale»
4. Речь об условиях приема в Коммунистический Интернационал
30 июля{103}
Товарищи, Серрати сказал: у нас еще не изобретен сенсерометр, – это новое французское слово, обозначающее инструмент для измерения искренности: подобного инструмента еще не изобрели. В таком инструменте мы и не нуждаемся, зато инструментом для определения направлений мы уже обладаем. В том и ошибка т. Серрати, о которой буду говорить впоследствии, что он оставил этот давно известный инструмент без применения.
О тов. Криспине скажу лишь несколько слов. Весьма сожалею, что он не присутствует. (Дитман: «Он болен!».) Жаль. Его речь – один из важнейших документов, и эта речь точно выражает политическую линию правого крыла Независимой социал-демократической партии. Я буду говорить не о личных обстоятельствах и отдельных случаях, а об идеях, ясно выраженных в речи Криспина. Как я думаю, я сумею доказать, что вся эта речь была насквозь каутскианской речью и что тов. Криспин разделяет каутскианские взгляды на диктатуру пролетариата. На одну из реплик Криспин ответил: «Диктатура – не новость, о ней сказано уже в Эрфуртской программе». В Эрфуртской программе{104} ничего не сказано о диктатуре пролетариата; и история доказала, что это не случайность. Когда в 1902–1903 году мы вырабатывали первую программу нашей партии, то перед нами все время был пример Эрфуртской программы, причем Плеханов, тот самый Плеханов, который тогда правильно сказал: «Либо Бернштейн похоронит социал-демократию, либо социал-демократия его похоронит»{105}, – Плеханов особенно подчеркивал именно то обстоятельство, что если в Эрфуртской программе нет речи о диктатуре пролетариата, то это теоретически неправильно, а. практически является трусливой уступкой оппортунистам. И в нашу программу диктатура пролетариата включена с 1903 года.
Если тов. Криспин теперь говорит, что диктатура пролетариата – не новость, и добавляет: «Мы всегда стояли за завоевание политической власти», то это значит – обходить суть дела. Признают завоевание политической власти, но не диктатуру. Вся социалистическая литература, не только немецкая, но и французская и английская, доказывает, что вожди оппортунистических партий – например, в Англии Макдональд – сторонники завоевания политической власти. Все они, шутка ли сказать, искренние социалисты, но они – против диктатуры пролетариата! Коль скоро мы имеем хорошую, заслуживающую названия коммунистической, революционную партию, следует пропагандировать диктатуру пролетариата, в отличие от старого воззрения II Интернационала. Это затушевал и замазал тов. Криспин, в чем и состоит основная ошибка, свойственная всем сторонникам Каутского.
«Мы – вожди, избранные массами», – продолжает тов. Криспин. Это – формальная и неправильная точка зрения, ибо на последнем партийном съезде немецких «независимых» нам очень ясно видна была борьба направлений. Нет нужды искать измерителя искренности и шутить на эту тему, как тов. Серрати, чтобы установить тот простой факт, что борьба направлений должна существовать и существует: одно направление – революционные, вновь пришедшие к нам рабочие, противники рабочей аристократии; другое направление – рабочая аристократия, возглавляемая во всех цивилизованных странах старыми вождями. Примыкает ли Криспин к направлению старых вождей и рабочей аристократии или к направлению новой революционной рабочей массы, которая против рабочей аристократии, – именно это тов. Криспин оставил в неясности.
В каком тоне говорит тов. Криспин о расколе? Он сказал, что раскол является горькой необходимостью, и долго плакался по этому поводу. Это – совсем в духе Каутского. Откололись от кого? От Шейдемана? Ну, да! Криспин сказал: «Мы произвели раскол». Во-первых, вы его произвели слишком поздно! Уж если о том говорить, то приходится высказать это. А во-вторых, независимым следует не плакать об этом, но сказать: международный рабочий класс еще находится под гнетом рабочей аристократии и оппортунистов. Так обстоит дело и во Франции и Англии. Тов. Криспин мыслит о расколе не по-коммунистически, а совершенно в духе Каутского, который якобы не имеет влияния. Затем Криспин заговорил о высокой заработной плате. В Германии, мол, обстоятельства таковы, что рабочим в сравнении с русскими рабочими и вообще восточноевропейскими рабочими живется довольно хорошо. Революцию, по его словам, можно произвести лишь в том случае, если она «не слишком» ухудшит положение рабочих. Я спрашиваю, допустимо ли говорить в коммунистической партии в таком тоне? Это контрреволюционно. У нас в России жизненный уровень бесспорно ниже, чем в Германии, а когда мы установили диктатуру, то в результате этого рабочие стали голодать больше, и их жизненный уровень опустился еще ниже. Победа рабочих невозможна без жертв, без временного ухудшения их положения. Мы должны говорить рабочим противоположное тому, что высказал Криспин. Желая подготовить рабочих к диктатуре и говоря им о «не слишком» большом ухудшении, забывают главное. А именно: что рабочая аристократия как раз и возникла, помогая «своей» буржуазии завоевывать империалистским путем и душить целый мир, чтобы тем обеспечить себе лучший заработок. Если же теперь немецкие рабочие хотят творить дело революции, то они должны приносить жертвы и не пугаться этого.
103
104
105
См. статью Г. В. Плеханова «За что нам его благодарить? Открытое письмо Карлу Каутскому» (Г. В. Плеханов. Избранные философские произведения, т. II, 1956, стр. 373).