12 мая 1978 года.
Утренние размышления. Главным качеством Ивинской была лживость, поэтому сей мемуар не может рассчитывать на справедливость.
15 мая 1978 года. Ушки мои полетели к чертям.
Памяти поэта Дмитрия Голубкова[366] при чтении его книги «Светает». Он мог бы быть хрестоматийным...
ед. хр. 74, оп. 3
Школьные тетради в клеточку и линеечку. Датируются по содержанию и почерку 1977–1978 годами. Записи стихов: «Я был бы, наверно, военным...», «Горячий августовский луч...» и др.
В поэзии никаких тайн нет. Открытая себе самому и для самого себя...
К семидесяти годам. <Зачеркнуто>.
Прерванное стихописание подобно прерванному половому акту, общение с поэзией — всегда общение с Аполлоном, с Богом. С небес тебя суют на кухню коммунальной квартиры. Но даже если это не кухня коммунальной квартиры, то какие-нибудь рыночные проблемы с <нрзб> чисто московским вопросом: «Яблочки эти вроде чего? Но почем? А вроде чего?».
А отвечать надо: «Вроде анисовки, антоновки, коричневых, крымских», им же имя легион. Но даже и не базар, а всякая сельская суета, которая похуже суеты светской, пушкинской, и отрываться от которой труднее, «когда потребует поэта...»
ед. хр. 76, оп. 3
Общая тетрадь в зеленом клеенчатом переплете. Без надписи на обложке, ориентировочно — 1977–1978 годы. Записи стихов: «Ты спускалась с горы...», «Я болен — не хочу» и др.
Не претендует поэзия на авторство древних исландских саг.
10 ноября.
Сегодня мне днем приснилась Муха. Встретила меня и сказала: «Что ты рассказ обо мне не напишешь, я скоро приду еще к тебе».
В. Ш. (20 ноября).
ед. хр. 77, оп. 3
Общая клеенчатая тетрадь. Без даты. Тетрадь заполнялась с двух концов. Записи в начале тетради относятся к 1978 г. и содержат упоминания о поездке в Крым, совершенной Шаламовым в 1978 году. Черновые наброски стихов.
Записи в конце тетради относятся к началу 1979 г.
Я не боюсь покинуть этот мир, хоть я — совершенный безбожник.
Я, водворенный в номер, в миг, когда чуть не помер, живу в нем до конца, до скрипа вагонной двери Симферополь — Москва.
22 сентября. Не надо давать ничего за границу, пусть песни плывут туда.
27 сентября. Я приступил к противоядию Миньере, верчу все время головой.
Простые истины усваивают в детстве у матери, у камелька.
Я новатор завтрашнего завтра.
Все мечты о чуде не несут добра.
ед. хр. 126, оп. 2
Записи автобиографического характера на отдельных листах 1960–1970 годы.
Зачем воскресать? К 1937 году — к аресту, к предательству друзей, к 1938 году — к Бутырской тюрьме, к 1939, к 1940, 1941, 1942, 1943, 1944, 1945, 1946, 1947, 1948, 1949, 1950, 1951.
«Московитам врожденно какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга перед тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой». («Новое известие о России времени Ивана Грозного» — Сказание Альберта Шлихтинга, Ленинград, 1934, стр. 19)[368].
У меня нет способности не замечать промахов людей, которые мне нравятся.
Люди и поступки. Поступки вместо людей.
Прежде всего надо понять небольшую, но очень важную истину: нет никакого долга поколений. Дети ничего не должны родителям, а родители детям. Каждое поколение не вправе требовать заботу о себе только поэтому.
368
Шлихтинг Альберт — немецкий дворянин, с 1564 в русском плену, в 1570 бежал в Литву, где написал сочинения о России периода опричнины.