Ты можешь требовать помощь только от государства, т. е. государство должно заниматься вопросами семьи.
Никакой любви нет, но есть роковое, страшное физическое совпадение человеческих пар, мужчины и женщины, неудержимой тяги их друг к другу. Есть физический тип, человеческий склад, с которым тот и другой могут брать, отдавать и желать друг друга без конца.
Даже в 1956 году не было поздно повторить карьеру генерала де Голля. Но для этого нужна опора пошире и покрепче, чем моя семья тогдашняя, которая в трудный момент продала меня с потрохами, хотя отлично <знала>, что, осуждая, толкая меня в яму, она гибнет и сама. И действительно, уже в июле 1937 года мою жену выслали на 10 лет в Чарджоу, и только перед войной, энергично освобождаясь от формальных оков прошлого, она вернулась в Москву ради, разумеется, будущего дочери. Большей фальши, чем забота о будущем, в человеческом поведении нет. Каждый знает, что тут сто процентов ошибок.
Отсутствие женской красоты или ее увядание компенсировалось прогрессивным образом мыслей, как сказал бы Паркинсон — в прямой пропорции.
Я, рано начавший половую жизнь (с четырнадцати лет), прошедший жесткую школу двадцатых годов, их целомудренного начала и распутного конца, давно пришел к заключению (пришел к заключению в заключении, прошу прощения за каламбур), что чтение даже вчерашней газеты больше обогащает человека, чем познание очередного женского тела, да еще таких дилетанток, не проходивших курса венских борделей, как представительницы прекрасного пола прогрессивного человечества.
— А мне можно пойти на выставку Головина или какого-то еще из художников театральных?
— Тебе нечего там делать, — распорядился отец[369]. — В семье уже один художник — Валерий.
— Художник — от слова худо жить, — ввернула Галя.
Гале в нашей семье была доверена роль поэзии. И стихотворная вольность разрешалась только ей.
Уже после, зрелым человеком, я сообразил, что я просто опоздал родиться — места в семье мне не осталось. Все было решено еще где-то на Аляске: сын Сергей — Нимрод, охотник лучший из лучших. Сын — художник, Рубенс, хотя он не пошел выше выпиливания, раскраски по купленным в магазине вырезкам. Но все что-то делал: что-то пилит, молоточком стучит. Стихов, во всяком случае, не пишет.
Отец ездил для консультации в Москву к Страхову, Головину, чтобы посоветоваться <по совету родственников>.
— А Варлуша... (по заграничному обычаю детей в семье называли всех на «уша», вроде Карлуши).
— Политикой надо заниматься тогда, — наставительно сказал отец и сделал паузу, чтобы раздробить своими собственными зубами жирную заднюю ножку выращенного дома кролика. Как у всякого порядочного вампира, зубы у отца были в полном порядке. Он и умер так в 67 лет. И он с презрением относился к материнским (пораженным) челюстям. Вынул платок и не спеша вытер свои красные губы.
— Тогда, — сказал, легко возвращая на язык свою последнюю фразу, — когда ты имеешь специальность, приобретешь специальность и занимайся себе политикой. Все великие люди...
Я не стал ждать конца фразы.
— Значит, ты считаешь, что ты сам имеешь специальность? И притом хорошую специальность?
— Конечно! Когда-то я выбирал между душой и телом — хотел стать врачом — я выбирал между университетом, медицинским, разумеется, — подчеркнуто сказал отец. — Я от матери слышал о Севере. Это неплохо, <нрзб>. После семинарии я года два учительствовал в области Коми...
— Я никогда не буду.
— Ну, как тебе хочется. Понимаю, что твоя вера рухнула, что твоя...
— Нет, мне все равно.
— Папа! Ему все равно!
Отец возник на пороге.
— Как это все равно? В такой важный момент, переломный, детской души. Все великие люди тяжело переживали свое расставание с Богом. Я сказал Гале, чтоб она следила за этим важным моментом. У меня нет времени на вас.
— Я следила.
— Нашей семье грех жаловаться на Бога, — разъяснял отец за столом, — Валерий — художник, сестра — Галя — певица, Сергей — это Нимрод семьи, ее физическая сила. Бессребреничество израсходовано на мать. Наташа — неудачница. В каждой семье может быть неудачница, — разъяснял отец, размазывая ножом горчицу по свежему, дымящемуся черному хлебу.
— Это горчица сарептская?
— Сарептская, сарептская. — сказала мать, стоявшая у стола.
— А вчера была не сарептская.
— Видишь, у нас ее никто, кроме тебя, не ест.
— Крайне важно, чтобы была сарептская.
Для отца главным была карьера, успех — в любой партии, в любой области. Поэтому и речь мою на выпуске он старался отредактировать.
369
Шаламов Тихон Николаевич (1868–1933) — священник, его жена Надежда Александровна (1870–1934), старшие братья В. Шаламова — Валерий, Сергей, старшие сестры Галина, Наталья. Все дети Т. Н. Шаламова родились во время его службы на о. Кадьяк и только В. Шаламов — после возвращения в 1904 г. семьи в Вологду.