Я поздно понял, что имеется Пушкин — величайший русский поэт. Что пока человек, живущий стихами, этого не поймет — он сам еще не стал взрослым.
Я понял также, что Пушкин, как Лермонтов, — поэты очень сложные и начинать приобщение к русской поэзии с этих двух имен нельзя. Не говоря уже о Тютчеве, Баратынском, Фете, не говоря о великих русских лириках XX века.
Я понял, что для приучения читателя к поэзии, к ее вопросам, к ее секретам, возбуждения интереса к ее чудесам нужно начинать с двух поэтов — Некрасова и Алексея Константиновича Толстого.
Только эти два поэта могут приоткрыть человеку, не имевшему дела с поэзией, дорогу в истинное царство поэзии.
С 1923 г. я живу в Москве, пишу по-прежнему стихи, даже отдаю в редакцию «Красной Нови», «Красной Нивы», получая, разумеется, отказы.
В 1927 году я послал несколько своих стихотворений в «Новый ЛЕФ», чья программа вызывала у меня симпатию, и неожиданно получил большое личное письмо от Н. Н. Асеева.
Н. Н. Асеев и есть тот человек, который всерьез оценил мои стихи. По ряду обстоятельств мне не пришлось завязать это знакомство, поддержать эту переписку. Но примерно через год — вне всякой связи с Н. Н. Асеевым и его письмом — я попал в Лефовский кружок, которым руководил О. М. Брик, в Гендриков переулок, и познакомился с одним из художников, бросившим искусство ради журнализма, — Волковым-Ланнитом, тем самым, что написал сам книгу о Родченко, автором большой работы «Ленин в фотоискусстве»[92].
Это было время горячих споров, горячих действий, время раскола «Нового ЛЕФа». В этом расколе я был на стороне С. М. Третьякова, а не Маяковского. Зимой 1928 г. я бывал на М. Бронной у С. М. Третьякова, переписывался с ним. Бывал и у Волкова-Ланнита.
Позднее вместе с Борисом Южанином[93] я написал несколько скетчей для «Синей блузы».
Был на занятиях кружка конструктивистов при журнале «Красное студенчество», которым руководил Илья Сельвинский, еще называвшийся Эллий-Карл.
От тех времен сохранила одна моя знакомая стихотворение «Ориноко» — реализм биографического материала в романтическом плане.
Во все эти кружки меня привлекало тогда кроме желания чему-то научиться — бесполезность борьбы с самим собой: бесполезность эпитимьи запрета, зарока — в отношении стихов — была понята мной очень быстро, и я перестал бороться сам с собой.
Ожидал только часа, когда написанное будет нужно кому-нибудь, кроме самого меня, — и будет новостью, открытием, чудом.
В тридцатые годы написано мною более сотни стихотворений: стихи эти не сохранились. Тогда недавно дочь моих прежних знакомых напомнила о стихотворении «Желтый пепел мимоз», о котором я давно забыл.
Кроме того желания постичь чудо искусства или тайны мастерства в литературных кружках того времени, и литература того времени привлекала меня потому, что очень хотелось знать, какую жидкость наливают в черепную коробку поэтов — что это за люди? Как становятся поэтами? Кто стал поэтом?
Это был главный вопрос, привлекший меня в Гендриков переулок к Маяковскому и Асееву, и на Малую Бронную к Третьякову, и на Солянку, 12, где занимался Сельвинский.
Разочарование было полным.
Лефовские собрания, кружки, которыми руководил Брик (автор интересных оригинальных работ по исследованию ритма и синтаксиса русского — автор работ основополагающих, как и все работы ОПОЯЗа, как работы Андрея Белого, Брюсова), превращались в обыкновенный балаган, где каждый приглашенный должен был вывалить на стол заранее заготовленные пошлые остроты, ругань по адресу Блока — ранняя традиция сражений Маяковского, и ругань по адресу Сельвинского — шла война с конструктивистами и младшая братия подтаскивала снаряды к метателям копий.
Все это производило очень странное впечатление. Кто грубее, кто хулиганистее сострил — тот и победил на сегодняшнем вечере. Бриковский кружок был балаганом.
Недавно в «Правде» было описание какого-то хулигана, выступающего по американскому телевидению и отвечающего на вопросы зрителей и слушателей в хулиганской, оскорбительной форме. Тут нет ничего нового... именно такая хулиганская форма ответов на литературных вечерах в лицо своему не столь хулиганскому противнику — просто более щепетильному, а не менее находчивому — и составляла содержание бесед Маяковского с публикой на Лефовских литературных вечерах.
Остроты готовились заранее, и свой вклад всегда делали участники литкружка.
Позднее я задал себе вопрос: как могли так вести себя дома вожди Лефовского движения. Ведь новички, неофиты не остроты приходят слушать, а приходят потому, что их беспокоит что-то в коренных вопросах искусства, в вечных вопросах жизни.
92
Волков-Ланнит Леонид Фёдорович, историк фотоискусства, автор книг «Александр Родченко рисует, фотографирует, спорит». М., 1968, «В. И. Ленин в фотоискусстве». М., 1967 и др.
93
Южанин Борис Семенович — создатель и руководитель «Синей блузы» (1923 — нач. 1930-х), жанра острополитических, злободневных эстрадно-театральных представлений. Для коллективов «Синей блузы» работали В. Маяковский, В. Ардов, М. Блантер, В. Лебедев-Кумач, Л. Миров, Б. Тенин, Б. Эрдман и др. поэты, композиторы, художники.