— Так он тебе рассказывает? — спросил Курт.
И Мария испугалась — только его лица, не того, что он хотел ей открыть. Такого красноречивого выражения она никогда еще не видела на лицах, даже сам Курт никогда до сих пор не давал так ясно прочитать то, что думал. Но замечательно, что благодаря этому ложь приобрела некоторую жизненность.
— Уж не ты ли расскажешь? — проговорила Мария, чтоб услышать от него что-нибудь еще.
В этом и был весь ужас: она хотела услышать еще что-нибудь. Курт пожал плечами. Только встретив ее настойчивый взгляд, он неохотно ответил:
— Сестра пишет, что Минго за ней волочится.
— Ты мерзавец! — вскричала Мария.
Он жалостливо усмехнулся.
— Я хотел бы тебе помочь, Мария. Я поговорил бы с Викки, она высокопорядочная женщина. Но я никак не могу явиться к ней таким оборванцем. Что нам делать?
Переждав немного, он сказал:
— Ну, до свиданья, — потому что появился Минго.
— Можно будет сладить дело, — сообщил он Марии. — Крестьянин продает хутор, он кругом в долгу, я собрал сведения. Я писал, что тебя ждет сюрприз.
— Никакого сюрприза. Ты опять возьмешься за новое дело и ничего не доведешь до конца. На тебя нельзя положиться, потому что ты слабый человек.
— Маленькая моя Мария!.. — Большой мальчик жаловался: он никогда не слышал от нее такого сурового тона.
— Я не твоя. Ты никогда на мне не женишься!
— Но я для того только и покупаю хутор. Ты будешь здесь хозяйкой. Я только ради тебя и обзавожусь хозяйством, Мария.
— А не ради Викки Бойерлейн?
— Это кто такая? — спросил он.
Ей стыдно стало идти дальше. Она против воли сказала:
— Вы с ней, кажется, хорошо знакомы.
— Ах, вот как! Майеры! Опять они! Куда запрятался этот молодчик? Надо мне с ним поговорить.
— Он приличнее тебя!
— Так! То-то я от всех слышу, что ты завела тут флирт с захожим студентом. Слово «флирт» они переняли от курортников.
— Минго, — попросила она и строго на него посмотрела. — Мы не должны этого допускать.
— И я так думаю.
— Курт хочет переговорить с сестрой.
— Да о чем же? Я незнаком с его сестрой.
— Верю тебе. Но пусть он скажет ей, чтоб она уехала; так я хочу.
— Ты с ума сошла.
Он сказал это нежно, или, пожалуй, снисходительно, он обнял ее опять одной рукой. Но только он показался ей не таким сильным, как два часа тому назад. Она прошептала:
— Мне все кажется, точно с нами должно приключиться страшное несчастье.
— Ну вот! Такая большая, сильная девушка! — сказал он, не понимая ее.
Однако они договорились, что Минго пришлет один из своих костюмов, чтобы Курт мог показаться в Вармсдорфе.
— Пиджак будет на нем болтаться, и брюки придется подвернуть.
Минго был рад посмеяться хоть по этому поводу; а то они никак не могли развеселиться, до самого расставания были как-то подавлены.
Среди недели, в будничный день, в послеобеденное время, когда все были на работе, к хутору подкатила, сама управляя открытым гоночным автомобилем, молодая дама и спросила господина Курта Майера. Крестьянин снял шапку, чего с ним никогда не бывало, и послушно крикнул на все поле:
— Господин Курт Майер!
Курт поднял в знак приветствия руку, но остался подле Марии.
— Викки, сюда!
Когда она подошла, он встретил ее словами:
— Я кошу. Видишь, вот это надо скосить, и тот, кто косит, зовется косарем. Потом получится хлеб; не понимаю, как это возможно при их системе.
— Без крахмального воротничка и в рваных штанах у тебя отличный вид. Вообще сельское хозяйство — приятная штука, — заметила его сестра, между тем как Мария снова принялась за косьбу.
— В моих глазах оно не имеет никакой цены, я мог бы жить американскими консервами, — заявил Курт. — Разрешишь представить тебе Марию?
Сестра сделала вид, точно не уверена, о которой из работниц идет речь.
— Вот та, большая, толстая? — спросила она не слишком тихо.
Мария шаг за шагом удалялась со своей косой.
— Викки! — одернул Курт. — Уже и в письме твоем чувствовалось, что ты ревнуешь к Марии.
— Ты слишком расписал ее прелести — в твоем положении это вряд ли говорит о благоразумии. Право, нам надо обсудить более важные вещи.
Брат взял ее под руку и отвел подальше от косарей, к самому краю поля. Рожь стояла высокая, брат и сестра были недостаточно рослыми, чтобы можно было видеть их в любую минуту, их видно было только, когда ветер клонил колосья. Брат смотрел на сестру.