Он сказал, что ей надо передохнуть, и поволок ее по лестнице отеля, не обращая внимания на то, что она спотыкалась и падала на колени. В какой-то комнате, дверь которой он запер, она сетовала: «Ты… ты меня не любишь». Курт отвечал в бешенстве: «Глупая голова! Тот парень, за стеной, он, видно, любит тебя?» Она кусалась, и в ярости они соединились.
Она была в беспамятстве, а когда снова увидела своего любовника, он лежал, подперев голову рукою, и курил.
— А все-таки здорово, — сказал он. — Хотя обычно мои приключения носят более спортивный или хозяйственный характер.
— Ты не любишь ни одну женщину?
— Кроме Викки. Но это идеальная любовь.
— А я для тебя что?
На это ответил ей только его красноречивый взгляд, который дал ей право отпустить ему звонкую пощечину. Борьба, новое соединение, и, наконец, опять безнадежные, осиротелые помыслы Марии: о первом их объятии с Минго — об одном тогдашнем движении, единственном, которое снова и снова вызывала из прошлого измученная память: как она тогда медленно-медленно обеими руками привлекла его лицо к своему. Оно приближалось к ней, вот она еще различает опущенные темные ресницы, а вот уже и нет.
— Да у ней и впрямь потекли слезы, — проворчал Курт и повернулся к Марии спиной.
Она соскочила на пол, а он между тем возражал:
— Что случилось? Уймись ты наконец! В соседней комнате спят.
Мария надела платье, уже стоит в дверях. Курт потянулся и улегся на середине кровати, между тем как Мария бежит сквозь ночь по полям.
За все время жатвы Мария и Минго ни разу не виделись. Мария думала: он получил отставку, и по заслугам! Накупил небось новых шелковых рубашек и взял билет в Берлин. Ну и пусть — он ей не нужен! Да, она достигла того, что собственная черствость не причиняла ей боли. Больше участия требовала она от себя к Курту, несчастному юноше, у которого не осталось никого, кроме нее. Она его защищала. Хозяин хотел его рассчитать, но Мария пригрозила, что тогда она тоже уйдет, и ему разрешили остаться.
Крестьянин напустился на Марию, когда однажды застал ее, наконец, в горнице без свидетелей.
— Красиво ты себя ведешь, Мария! О тебе судачат на десять миль вокруг. Говорят: хозяин хочет на ней жениться, а она спит с бродягой. Но хозяин болван и все-таки женится на ней!
Мария злобно рассмеялась.
— Вы хотели продать хутор Минго Мертену. Вам тогда пришлось бы уехать. Вот видите, насколько теперь лучше для вас обернулось! Человек никогда не знает, что его ждет, — я постепенно это научилась понимать. Может, и для нас двоих господь бог уготовил что-нибудь.
Она кричала, чтоб он все расслышал, и едва не испугалась, когда по лицу старика пробежала легкая тень счастья.
— Ты сразу скажи мне, когда молодчик тебе надоест! — попросил крестьянин. — Я его тогда вышвырну.
По воскресеньям Курт и Мария посещали все окрестные места, только не Вармсдорф — таков был их молчаливый уговор. В одной харчевне перед Марией возник внезапно Минго. Она увидела, что Курт исчез, а кругом перестали разговаривать.
— Здравствуй, Мария, — бросил Минго в наступившую тишину. — Долгонько, однако, приходится тебя разыскивать — каждое воскресенье по всей округе.
— Ты свободен всю неделю.
— Теперь нет. Я учусь.
— Опять принялся учиться чему-нибудь новому?
— Не новому, а правильному. Я езжу с братом на рыбную ловлю. Скоро я смогу один выходить в море за капитана. Меня уже и так все зовут капитаном.
— Так прощайте ж, капитан, — сказала Мария и встала.
Но он прошел с нею до калитки и дальше по пересохшей, неровной дороге, оба шли, не глядя куда.
— Мария! — сказал Минго, словно хотел ее разбудить. — Но ведь это все у тебя не всерьез.
— Вас это не радует? — спросила она. — Твоя мать, разумеется, рада. А ты?
— Мария! Ты не можешь быть счастлива, помнишь ты еще меня или забыла.
— Я ничего не забыла, особенно той ночи в отеле Кёна.
— Единственное, чему не следует придавать значения.