В наружную дверь постучали. Эрнст отворил, вошел Брюстунг.
— А, милейший Бруно! — с оттенком покровительства воскликнул Эмануэль. А ведь боксер был уже почти знаменитостью, в газетах печатали его портреты.
— Пригласить его к завтраку? — спросил Эмануэль.
Эрнст помрачнел. Разве можно так обращаться с боксером Брюстунгом?
А тот пожимал всем руки, и каждый при его рукопожатии на мгновенье задумывался.
— Благодарю вас, — сказала Инга, не подавая руки.
— За что? — спросила Марго.
— За подарок. — Она не стала вдаваться в подробности.
Марго и Эмануэль, оба хмурые, долго после этого молчали.
— Вы его будете носить? — спросил Брюстунг.
— Думаю, что да, — ответила Инга. — Но подожду, ведь папа так болен.
— На бал в Спортпаласте — наденете? Через неделю.
— Кто знает, что еще будет через неделю, — произнесла она, глядя в сторону. — А вот вам надо выйти победителем еще сегодня вечером! Ты позвонила? — обратилась она к сестре.
— Папа еще спал, — сказала Марго. — После завтрака я к нему схожу.
— Я подвезу тебя, — примирительно сказал Эмануэль. Но именно от этой нотки у нее болезненно задрожали губы.
Эрнст кончил есть и сидел, уставившись в пространство. Они думали, что он по обыкновению буравит глазами воздух. А Эрнст сегодня утром окончательно убедился, как ненадежны люди и вещи, все, что не выверено техникой.
Маленькая Сузанна заявила, что собирается стать кинозвездой. Она сказала это просто так, к слову, и совершенно спокойно. Никто, впрочем, не удивился, так умно и ясно рассуждала девушка.
— Ведь большой участок, который кинокомпания решила купить для своих студий, принадлежит папиному концерну, — пояснила она. Ей казалось, что этим все сказано.
— Папа у нас замечательный, — возразила Инга. — Но, знаешь, добиваться заключения сделок для того, чтобы ты стала кинозвездой… Этому он еще не научился.
— Ничего, научится, может быть, — заявила шестнадцатилетняя. — В наше время всему научишься.
— А ты-то сможешь? — спросил Эмануэль. — Я хочу сказать — стать кинозвездой?
— Господи! Ну, разве не глупый вопрос?
И маленькая Сузи вдруг так высокомерно взглянула на него, будто она уже вовсе не маленькая Сузи. Несмотря на воскресенье, она была в будничном платье и даже не подрисовала лицо; тем ярче выразились на нем гордость и презрение. Ну как еще ответить на такой смешной вопрос?
Он понял это и даже сам поддержал ее.
— Ну что ж! А я разве не перебрал десятка два профессий? Был и актером. То, что умею делать я, умеет каждый. И сам я могу заменить любого. Вот тебя и вытесняют новые люди, и внезапно оказывается, что ты уже переросток.
Но кто-то с ним не согласился: Марго. Оттого, конечно, что для разлада с мужем у нее были и другие причины. Эмануэль избегал смотреть на нее.
— Разве боксером может стать всякий? — спросила она чемпиона.
Брюстунг обдумывал ответ, ему хотелось угодить всем. Как всегда, он обратился к Инге.
— Это совсем другое, — пояснил он. — Во-первых, бокс — это не на всю жизнь.
Ему почудилось, что она скривила губы. Он быстро поправился:
— Мировое-то первенство я завоюю. Но прежде чем лишиться его, займусь другим делом.
Эмануэль согласился с ним, Марго тоже — не без колебаний, правда. Но не все ли равно было Брюстунгу? Он заметил только, что Инга повела плечами. Своими прекрасными плечами, как бы желая этим сказать, что при любой профессии он — герой не ее романа. В это мгновение Брюстунг вдруг почувствовал себя смертельно одиноким, слова его будто увязали в густом тумане, наполнившем его душу, такая взяла его тоска.
Он сказал, что если сегодня вечером они будут в Спортпаласте, он, вероятно, выйдет победителем. И, глядя на Ингу, добавил, что ему отчаянно не везет и что как раз в таких случаях он одерживает победы в борьбе.
Брюстунг вскочил. От волнения он стал говорить странные вещи.
— Удача — это еще не всегда удача. Я долго тренировался и могу надеяться на успех. И все-таки он может от меня ускользнуть. А когда страшишься поражения, не быть тебе победителем. Сейчас я на самом верху, но сегодня же могу сорваться. В боксе самое опасное — неуверенность.
— Неуверенность опасна во всяком деле, — вмешался семнадцатилетний Эрнст, и все взгляды обратились теперь на него, на странную прядь белых волос, выбившуюся наружу. Они почти не удивились тому, что именно он высказал эту мысль, настолько подтверждалась она их собственным опытом.
А Эрнст уже снова уставился в одну точку. Он вдруг сообразил, отчего у Брюстунга, здорового широкоплечего мужчины со спокойным выражением лица, тренированным телом и всё возрастающей известностью, такие влажные руки.