— Мы обе знаем, что права у меня одной.
— На чем же мы с тобой договоримся? Может быть, я должна откупить его у тебя? Повторяю, для меня и речи быть не может о том, чтобы отступиться от ребенка моего брата.
— Мне твоих денег не надо. Я могу выйти замуж за хозяина.
Едва выговорив это, Мария прочла на лице Викки, чего можно от нее ожидать. Хозяин узнает, что Мария — осужденная воровка!
— Если ты это сделаешь, Викки…
— Опять угрозы? Ты в самом деле поумнела. Лучше выскажем обе начистоту, что мы друг о друге думаем! Ты ставишь мне в вину историю с Минго; отсюда все трудности, которые ты мне чинишь. Но и твоя история с Куртом была для меня тоже нежелательна, — солгала она. — Каждая из нас делала что хотела! — добавила она смеха ради.
— Что хотела!
Мария вскочила. Всего того, что можно было возразить, она не могла высказать сейчас, когда нога у нее в гипсе, а головой нельзя пошевелить от боли. Она все в себе додавила и смертельно побледнела от усилия.
Еще настанет день, чувствовала она, настанет день! Расплата тоже свершит свой путь, как свершала свой путь несправедливость со дня прибытия Курта и дальше, вплоть до нынешнего дня, когда Мария с ребенком лежала перед паровозом.
Ее победа над собой тотчас дала результат. Викки предложила:
— Так приезжай с ребенком в Берлин!
Мария хотела это услышать, но теперь она испугалась и умолкла. Что ее ждет? Крестьянин, может быть, и так никогда бы на ней не женился, а если Викки ее предаст, тогда и подавно не женится. К тому же хутор заложен и перезаложен; горемычно биться за него — вот и все, на что она может надеяться. Но все равно, со своим ребенком под собственной крышей — или пусть даже на большой дороге и на службе у чужих, но вместе со своим ребенком, — все милее, чем идти с этой женщиной! Мария не разбиралась, перед чем ощущала ужас, — перед Викки, перед неизвестностью или перед самой собою? Но она сознавала в это мгновение яснее, чем когда-либо впоследствии, что идет навстречу судьбе.
— В Берлин с ребенком — это еще куда ни шло! — Голос ее вопреки всему был не слабее, чем это естественно для больной, и не срывался.
Викки внимательно посмотрела на Марию и ответила не сразу.
— Ты как будто хочешь ставить условия, — сказала она. — Но, конечно, ты сама должна будешь добывать на жизнь себе и ему. Я не так богата, чтобы попросту взять вас обоих к себе — тебя и твоего ребенка.
— И мою мать и троих ребят — моих братьев и сестру.
— Их ты должна передать общественному призрению, на то мы и платим налоги. Хочешь ты составить свое счастье или нет? Ты высокая, статная, белокурая — я так и вижу тебя на Курфюрстендамме. Послушай моего совета! Есть у меня дальний родственник, немножко дегенерат, у его родителей магазин готового платья, — для тебя это прямо находка! Наследство его не ждет, но ему помогут перебиться через кризис. Автомобиля пока нет, прошу запомнить. Тебя устраивает?
— Скажи лучше, не можешь ли ты устроить меня куда-нибудь домашней портнихой?
— Ты деловита. Из деревни — в этом твое преимущество. Если мы с тобой когда-нибудь… из-за мужчины… Точка. Домашней портнихой ты можешь для начала поработать у меня, а потом, при твоей внешности, найдется много разных мест. Но это еще не все. Я тоже кое-чего потребую, а именно, чтобы моего Игнаца ничто не коснулось. О том, что мы делали…
— Мы! — повторила Мария.
— …он не должен узнать ни полслова. Почему ты подчеркиваешь, что я тоже что-то делала? И того, что за тобой на счету, было бы для него вполне достаточно, чтобы указать тебе на дверь, как только он услышал бы.
— А что мог бы он услышать о тебе? Видишь, Викки, этого одного ты боишься все время. Поэтому ты и сидишь здесь. Поэтому я и должна ехать в Берлин, так как, живя в деревне у хозяина, я все-таки держала бы тебя в руках. Ты можешь сказать ему, что я сидела в тюрьме. Но тогда я напишу твоему мужу, что ты спала с Минго.
— У тебя ложное представление о моем Игнаце, — сказала просто Викки. — Кроме того, ты забываешь, на что способен Минго, когда надо защитить женщину. Хотя у меня с ним была только мимолетная связь, я все же уверена, что он рыцарь и на моем бракоразводном процессе он принес бы ложную присягу. Вот и все, чего бы ты добилась. Мне же ничего не сделается — при любых обстоятельствах никогда и ничего. Итак, мы договорились, — заключила Викки. — Я велю принести тебе ребенка.
Ей ничего не сделается! Мария чувствовала гнетущую уверенность, что это правда, хоть она и не могла бы сказать почему.
Викки взяла для Марии адвоката из самой хорошей семьи. Он добился того, что отчаянный порыв несчастной матери и ее увечье суд признал достаточной карой за неудачную попытку кражи. Мария была свободна. Викки самолично прибыла опять из Берлина, чтоб ее увезти.