Инга отозвала в сторону старшую сестру:
— Наконец-то я нашла жирную пудру, которая хорошо держится.
Вот оно! Прочность и надежность. Быть вечно юными, вечно прекрасными — к этому стремились и Марго и Инга. Одна мечтала об этом ради Эмануэля, другая — ради многих других. Но прежде всего это необходимо для жизни. И они стали усердно пробовать новую пудру.
Эмануэль ответил на вопрос Брюстунга:
— Право, не знаю, удастся ли мне посмотреть тебя сегодня вечером. Работы уйма, даже по воскресеньям. Я взялся за одно дело; девяносто шансов из ста, что оно принесет мне богатство. Но меня тревожат последние десять процентов! Самое трудное — сдвинуться с места. Мне всю ночь мерещилось, что я состязаюсь в беге.
— Разве это имеет отношение к спорту?
— В какой-то мере — да, — ответил Эмануэль, исполненный решимости не проговориться.
Инга подняла глаза:
— Не давай только нокаутировать себя в первом же раунде, милый Эм, — произнесла она быстро, как затверженное. И снова занялась своим лицом.
Марго толкнула ее локтем: даже эти слова показались ей лишними. Ей и прежде не хотелось, чтобы отец отдал свою большую тайну в неискусные руки. Теперь оставалось одно: молчать и действовать.
Она встала.
— Иду к папе.
— А как же твой пилот? — воскликнула маленькая Сузанна. — Он тебя ждет, наверное.
— Да мне и самой очень хотелось бы. Но как же… А как ты думаешь, не сможет он задержаться на полчасика? Ах, нет, это невозможно. Но к папе надо непременно, по телефону никто не скажет правды, а уж Рольф и подавно.
— Телефон! — доложил Эрнст. — Просят Марго!
Кто? Говоривший не назвал себя; это был Шаттих. Да, не кто иной, как сам главный директор пожелал говорить с Марго. За всеми пережитыми волнениями она еще не успела рассказать о своей встрече с ним. Все стояли молча, в полном недоумении, пока Марго не вышла из кабинета Бирка.
— Вчера он пожелал, чтоб я перешла работать к нему на квартиру. А теперь он настаивает, чтобы я пришла сейчас же.
— Вас это удивляет? — неопределенно спросила Инга.
— Чему тут удивляться, — сказала маленькая Сузи тоже с непроницаемым видом.
На Эмануэля все старались не смотреть; он растерянно спросил:
— В воскресенье утром? — как будто только это и поразило его. Потом вдруг расправил плечи и угрожающим тоном заявил: — Вместо тебя пойду, разумеется, я. Господин Шаттих, видно, не знает, с кем имеет дело.
— Что это, Эм! — отозвалась Сузи. — Уж не собираешься ли ты отрастить себе бороду? Это было бы как раз под стать твоим взглядам.
— Разве у меня такой вид, — спросила Марго, — будто мне на роду написано стать жертвой Шаттиха? — И подумала о своем вздернутом носе. Она оглянулась. Все шестеро молодых людей от души смеялись над тщетными надеждами стареющего мужчины. Да и самому Эмануэлю все это казалось теперь только потешным.
— Делай как знаешь, — решил он. — Я весь день занят. — И он взялся за шляпу.
Марго тоже надела шляпу. Но она уже не смеялась.
— Я собиралась летать, побывать у папы. А придется сидеть внизу, во втором этаже, и стенографировать. Ни на что нет времени. Никогда не занимаешься тем, чем хотелось бы.
— Так вот и уходит жизнь, — закончила ее шестнадцатилетняя сестра-насмешница.
— Смейся, — отозвалась Марго. — Вот когда тебе станет двадцать, это не покажется тебе смешным.
Эмануэль отвел Марго в сторону.
— Я пойду с тобой. Нет, совсем по другой причине. И вообще ты ни при чем. Все это вздор. У меня важное и срочное дело. Какое — ты, верно, и сама догадываешься.
Марго кивнула.
— Предлог подходящий, — добавил Эмануэль. — Да и не все ли равно какой. Любой хорош.
Он говорил небрежно, даже слишком небрежно; в его жестах было что-то лихорадочное. Марго пристально посмотрела на мужа. Она готова была на все, только бы вдохнуть в него силу.
— Не волнуйся. Если я смогу помочь тебе в этом деле, тем лучше. Хотя бы в качестве буксира.
— А начни он за тобой волочиться, тут уж он и вовсе окажется в моих руках, — с облегчением признался Эмануэль.
— Конечно, — подтвердила Марго.
Из комнаты оба вышли дружной согласной четой. Об Инге, причине их размолвок, они и думать забыли. Зато Эрнст предложил ей прокатиться на машине. Он может взять с собой еще Брюстунга и Сузанну. Прекрасный весенний день, жизнерадостная молодежь, свобода! Но Инга отказалась.