— В самом деле, и мы сами все подстроим. Она станет неизмеримо опасней и все-таки ничего не сможет сделать. Заметь себе: синий камень Адель получит вовсе не по почте.
Викки соскользнула с кушетки, сделала брату знак лежать тихо и вышла через столовую. Курт прислушивался. Но ни малейший шорох не выдавал, что делает сестра. Он ее знал и был уверен, что она ему ничего не скажет, он должен разведать сам. Однако он сразу приметил, когда она вернулась: синий камень уже не висел на ее пальцах. Викки сказала:
— Я приглашена на чашку чая. Оставайся тут, лежи паинькой и делай примочки. Глаз уже не такой страшный, как был вначале. — В дверях она остановилась. — Мария пусть вернется в свою комнату.
— Пожалуйста. По правде сказать, мне было бы приятней, если бы ты ее вовсе убрала… Скажем… — Не договорив, он дрыгнул ляжками и повернулся к стене.
Викки скрылась.
Курт недолго пролежал в одиночестве, когда рядом с ним зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал сперва только легкое постукивание. Наконец раздался голос, юноша брюзгливо ответил:
— Ты стучишь зубами, Адель, и не зря. Очень тебе нужно было связываться с Киршем! Ты с ним никогда не разделаешься. Все из-за жалкого синего камня, а в заключение вскрывают труп… Что, не по твоей вине? Так, может, по моей? Я брошенный родителями сирота… Нет, только не сюда!.. Тоже нет, меня избили, я лежу… Нет!.. Слушаю!.. Барышня, нас разъединили.
— Там повесили трубку.
Курт опять заерзал ляжками, но больше не находил сносного положения. «Сперва с одной», — подумал он и встал.
Он медлил. Почему бы и нет? Кто-нибудь должен расплачиваться, так всегда бывает. И Викки это так потешает!
— Ах, Мария! — воскликнул он. — Ты здесь! А мне все думается: ведь она в Берлине. Но знаешь, я захожу домой раз в неделю. Как дела?.. Неплохо? По тебе ничего не видно. Ах да, ребенок… он, значит, жив? Так! Тебе, может быть, смешно покажется, но я еще помню, что это мальчик!
— Он на тебя не похож, — объявила Мария, бросила шитье и поглядела ему прямо в глаза.
Курт пожал плечами.
— Я слышал, что он вылитый я — не считая фонаря под глазом, который мне сегодня засветили. Ты даже не спрашиваешь где. Мария, ты меня больше не любишь.
Всё тот же мальчишеский сарказм! Мария невольно улыбнулась: так живо было для нее пережитое, — и все это Курт охватил словом «любить».
Он проговорил:
— Я только хотел сказать, что мы по-прежнему добрые друзья. Всегда может что-нибудь случиться. («Это он намекает на то, что случилось на вокзале в Любеке?») Вид у тебя тем не менее на первый приз. Мне не терпится послушать, что скажет тебе Адель. Адель с синим камнем — помнишь?
— Чего ты хочешь от меня?
— Правильно, будем кратки! Адель каждую секунду может ворваться сюда. Помоги мне управиться с ней. Ты только должна на все молчать — больше я ничего не прошу.
— Твоя старуха Адель ревнует ко мне?
— Да, возможно, и приревнует… в особенности, когда она тебя увидит! Ты не должна сразу поверять ей, что у нас ребенок. Но и помимо того, не поднимай шума, что бы ни случилось.
На парадном позвонили.
— Итак, ты мне поможешь сейчас. И я тебе в свою очередь тоже… Во всяком случае, врозь нам обоим будет плохо.
Нашептывая увещания, он шмыгнул в дверь, чтобы встретить Адель прямо в передней.
— Смойтесь! — приказал он Лисси.
— Блестящая идея пришла тебе в голову! Кирш и так уже подозревает всех нас — по твоей милости. Так ты еще соизволила явиться лично. Лучше не придумать! Да, вижу я, хорошенький провела ты денек, — добавил он, так как мешки под ее подведенными глазами набрякли сильнее, чем обычно, щеки совсем обвисли.
— Ты тоже! — Ее сверкающий палец указал на его глаз. — Не соблаговолишь ли ты впустить меня в комнату?
— Нет. Там скорее кто-нибудь может нас подслушать, чем здесь.
— И кстати я не попаду в комнату твоей сестры.
— Кстати, — повторил он дерзко.
Адель вдруг заломила сплетенные руки. Он услышал сперва только постукивание, как в телефоне.
— Так ты и не помышляешь о том, что мы можем оба пойти на каторгу? Не ухмыляйся! Твоя ухмылка будет стоить нам на суде лишних десяти лет!
— Мы невиновны, — возразил убежденно Курт.
— Теперь я опять его люблю, — сказала с облегчением Адель, колыхая грудью. — Он еще верит в людей! Сердце мое, как можешь ты знать, сколько яда найдут в трупе? Трупов совсем без яда не бывает, и оправдывают ли обвиняемого, или нет — зависит от общей его репутации. Станешь ли ты утверждать…