Не успел он увернуться, как та ударила его по щеке.
— Вот что! — сказала Адель.
Он пригнулся, хотя было уже поздно. Глядя снизу вверх со злою, бледной усмешкой, прошипел:
— Еще не решено. Я моложе тебя, Адель.:
Она пожала плечами. Но ей стало страшно — ее движение это выдало, когда она встала. Курт отворил перед нею дверь.
Мария только тут опомнилась; она пронзительно закричала вслед:
— Ступайте прямо в полицию! Я не пойду в ваш ресторан!
Адель и не подумала остановиться. Курт только повернул голову и показал язык. Потом они скрылись вдвоем.
Они еще не спустились с лестницы, как женщину снова охватил страх.
— Но если они найдут в Отто яд?! А вдруг ты и в самом деле… — прошептала она.
Юноша шепнул ей под шляпу, в рыжие волосы:
— Как знать?
Но в одном он был уверен: Викки выгорожена! Это, пожалуй, ослабит подозрение и против него самого, даже в отношении мертвеца. Адель должна заявить, что синий камень попросту нашелся; тогда Кирш оставит его, Курта, в покое. А главное, Викки выгорожена! От радости Курт перевесился через перила и скатился по ним.
Наверху, в комнате, Мария стояла над начатой работой, раздумывая, надо ли снова сесть за шитье. Она попробовала. Однако было ясно, что это уже позади и наступает новый этап. Новый этап должен унести ее еще дальше — от кого?
«Пройду еще разок в комнату для пинг-понга, — решила она, — посмотрю на карту всех морей».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Бар был солидным предприятием. Ровно в половине восьмого приходили девушки.
— Очень приятно. Леенинг, — представлялась всем Мария.
В своих нарядных вечерних платьях все шесть девиц сперва убирали помещение. Передние столики им полагалось накрывать самим; в ведении кельнеров были места вокруг площадки для танцев, а также небольшие кабины по стенам между легкими перегородками. Все хорошо ладили между собой; посетители появлялись двумя часами позже.
Поужинав, буфетчицы гадали друг другу на картах. Геди поддразнивала Стеллу:
— Хороший жених с недальней дороги!
В ответ Стелла не находила ничего лучшего, как нагадать сопернице то же самое. Что-то жуткое прозвучало в предсказании, которое Мария услышала в третий вечер от Нины:
— Мария, досада в доме в утренний час.
— В утренний час?
— Остерегайся! Но еще не скоро.
Звучало это жутко, потому что Нина никак не могла питать злобу к Марии. Напротив, они обе были родом с приморья. Нина была даже подлинной гамбуржанкой, но ее не признавали таковой, потому что она была малоросла и темноволоса.
За плечами у нее была жизнь в заморских странах и на Реепербане{19}. Она сама держала рестораны в городах с трудными названиями, которые она произносила, примешивая чуждые звуки. У нее умирали или пропадали без вести мужья и ходил в дальнее плаванье взрослый сын. При всех обстоятельствах она сохраняла ровность духа, выглядела молодо и была искусной рассказчицей. Посетители охотно засиживались на высоком табурете перед ее стойкой и нередко наедали больше, чем на двадцать марок. А «хорошим женихам с недальней дороги» она подавала счета на значительно более крупные суммы. Но свои проценты Нина копила для моряка. Он должен кончить морское училище, должен стать штурманом и капитаном.
На буфете, над которым склоняла она свои оголенные лоснящиеся плечи, лежал между коробочками папирос и бумажными салфетками маленький атлас, и Нина следила по нему за странствиями сына. Даже не получая известий, она могла благодаря лишь знанию морских путей определить, где он находится. На четвертый или пятый день она поймала Марию, новенькую, на том, что та смотрит вместе с нею. С тех пор они стали поверять друг другу свои помыслы. Нина узнала о матросе по имени Минго. Он был друг Марии. Нина, между прочим, знала пароходную компанию, на которую работал Минго, припомнила даже капитана маленькой шхуны. Мария назвала день отплытия, и Нина время от времени обозначала для нее булавкой гавань: там сейчас Минго.
Она описывала улицы портов и ресторанов, куда непременно должен был направиться Минго, едва сойдя на берег. На чужеземный лад, тот самый, который так сильно действовал на посетителей, заставляя их щедрее раскошеливаться, произносила Нина имена мужчин и женщин, с которыми Минго непременно должен был встретиться. Нет еще ни одного посетителя, но музыка уже играет, зазывая. Мария замечталась; танец стучит молоточками у нее в голове, и даже в минуту пробуждения она еще не может сказать с уверенностью, что она слышала — далекий ли шум заморского ресторана, куда входил Минго, или только джаз-банд в «Гареме» на Уландштрассе, в двух минутах ходьбы от Курфюрстендамма.