— Мы с нею обе гамбуржанки, — заявила Мария за ужином в присутствии всех женщин. — Я требую, чтобы ты оставил Нину в покое! Постыдился бы! У нее сын ходит в море. А ты что?
Курт скорчил гримасу, потому что ему стало не по себе. Все женщины в вечерних туалетах, полуобнаженные, выложили на стол напудренные руки и глядели на него в упор. Чтоб выйти из положения, он поцеловал Адель; но та не поддалась. О, у нее хороший слух, от нее не укрылось, почему Мария в ее присутствии выступила выразительницей общественного мнения. Потому что у Курта опять завязалось что-то с Марией, все равно — совершилось ли, или нет! Адель поклялась бы, что это так. Поймать бы их обоих на месте! Она решила тотчас же написать другое завещание, уже высматривала вокруг — в чью бы пользу?
Взгляд Адели упал на маленького человека, который ужинал с ними за столом, друга Лотты, двадцатилетнего парнишку, служащего — он писал эстрадные песенки. «Моя миома растет, — думала Адель, — а я трушу, не ложусь на операцию. Что, если ресторан после меня перейдет к Лотте и ее приятелю? Он дельный малый и к тому же сэкономит на аккомпаниаторе — это пришлось бы по нраву моему покойнику!» С глубокой мучительной радостью она рисовала себе, как Курт с Марией вместе очутятся на улице. Мария здесь в иные вечера зарабатывала до ста марок; пусть понюхает другой жизни! Куртом тогда окончательно завладеет воровская банда, от которой его спасала пока только Адель. Во всяком случае, тут было от чего побежать мурашкам по спине.
Курт между тем требовал, чтобы Мария прошла с ним наверх в артистическую, рядом с уборными, — установить, что балет портит костюмы. Он скривил рот, когда Мария заявила, что не хочет. «Но я хочу! Она так со мной говорила, что все бабы уставились на меня как покойницы. Как будто она снова, как тогда в конюшне, держит меня в воздухе на вытянутых руках. Я ее ненавижу! Она должна пойти со мной наверх!..»
Нина наблюдала за ним. Опыт подсказывал ей, что с необузданным мальчишкой следует поговорить по-матерински. От Адели, она видела, нечего было этого ожидать. Адель, пока не появлялся первый посетитель, оставалась во власти своей неустроенной, быть может, бурной, внутренней жизни, а это старит, — Нине ли не знать! Господин Радлауф преподнес патронессе новую песенку, он делал робкие, но упрямые попытки исполнить ее на рояле. Она сидела, отвечала рассеянно и чувствовала…
Что чувствовала Адель? Страх. При всей своей великой силе и власти лишать людей наследства, увольнять их, обрекать на безработицу Адель чувствовала с ужасом, что живые сильнее богатой женщины с миомой в животе. Они шагают через нее. «Они любят друг друга или ненавидят, но против меня они все заодно, я их знаю, я вижу, чего они хотят!» Адель не знала ровно ничего; но смутные чувства тяжелее. Страх! Страх! Вдруг она вскочила и крикнула Радлауфу:
— Брось, Эрни!
Она села за рояль и принялась разбирать ноты, предложенные ей Радлауфом. Еще никто того не ожидал, как она уже разучила вещь и запела.
— «Невеста моряка», — объявила она и начала:
Подпевайте! — пригласила Адель.
Она велела хору повторить, а сама запела дальше:
До сих пор был только пролог. Теперь начинается, — воскликнула она.
Нина добрыми глазами глядела Курту в бледное лицо.
— Вам нравится, господин патрон?
— Я бы вымел парня метлой!
Скрипя зубами, он смотрел на бледного Радлауфа, который блаженно слушал, как его произведение огласило зал. Лотта, любившая его, плакала от счастья.
Нина объявила:
— Он сочинил это, потому что мы с Марией обе из Гамбурга. Какой он милый!