Минго ясно видел, что тот говорит серьезно. Как это вдруг все перевернулось так чертовски быстро? Курта лихорадило от тоски по ребенку, и потому Минго перед ним робел. Потому что Минго только защищал мать, но не был непосредственно заинтересован. И он никогда не мог бы так отчаянно отдаться во власть мгновенья, в котором гибло бы сразу все. Хотел он или нет, но он всегда рассчитывал на десятки лет вперед, в разумном согласии чувств и обстоятельств. А Курт — нет. Курт хватает Минго за руку: тот и вовсе смешался от сознания, что мальчишка так его потряс и так подавил его — и лицо его слишком близко. Минго хочет от него уклониться. Слишком оно близко!
— Слушай, Минго! Будем искать вместе. Брось чудить, идем! Или нет! Я сперва поговорю еще раз с Викки. Это я должен проделать один. Подожди здесь!
Курт ушел. Лисси запела, чтобы привлечь к себе внимание, ей хотелось приободрить смущенного незнакомца.
— Я, откровенно говоря, ожидала от вас большего. Неужели вы не могли влепить мальчишке пощечину? А следовало бы. Он же прикидывается! Ведь ни слова правды.
Минго стоял в растерянности, не зная что начать. Не пора ли привести Марию? Во всяком случае, здесь не годится рубить сплеча, горничная ошибается. Минго перебирал старые, смутные воспоминания о Курте, и они сходились с настоящим положением вещей: курортника трогать нельзя.
В комнате за тремя стенами шел спор между братом и сестрой, но оба они не повышали голоса, чтоб их не услышали в передней.
— Ты сумасшедший, — воскликнула сестра. — Далась тебе Мария!
— Ты не понимаешь, потому что ты сама сумасшедшая. Тебе нужно постоянно возбуждать Бойерлейна, — с этого и пошло. А главное, ты тоже не можешь жить без разных затей, в которых рискуешь свернуть шею.
Разве не так? Поэтому мой сын должен где-то надрываться криком, оторванный от матери.
— Твой ребенок слишком хорош для нее. Пожалуйста не забывай, кто ты есть! Или ты остаешься моим братом, или ты — мой враг.
— Где мой сын?
— Я его тебе не отдам, пока ты не образумишься. Брат нашел только один ответ:
— Здесь Минго.
— Пускай Мария его забирает, а мне остается ребенок!
Курт скривил рот, но его сестра прекрасно знала и эти перекошенные губы, и дикие огоньки в глазах, и тусклую бледность щек — маску убийцы. Для нее это ничего не значило. Она твердо смотрела ему в лицо, тонкие брови ее сошлись. Смуглая кожа, маленькая злая головка, устремленное вперед, словно рвущееся из рамок своего нормального роста тело, тонкое, колышущееся, мускулистое и сильное; если б Курт на нее набросился, она, верно, с быстротою молнии закрутилась бы по полу и исчезла. Взгляд ее между тем приковал его к месту. Курт смутился настолько, что повел разговор в границах приличия.
— Итак, ты тешишься ребенком, Викки! С таким упорством можно драться разве что за любовника, когда им завладела другая.
— Ребенок мой. Я его родила. Кончено! Могу еще добавить: без него я застрелюсь.
Курт пробурчал:
— Ты сошла с ума, — и предпочел позвать на помощь Минго, хоть и не был уверен, что тот чего-нибудь добьется.
Моряк несколько растерянно переступил порог. Он не сразу нашел тон для разговора с дамой, с которой был нежданно близок только один, теперь уже далекий, вечер. Викки, как и тогда, лежала, вытянувшись на тахте.
— Ах да, вы господин… такой-то. Не сомневаюсь, что вы все-таки помолвлены с Марией.
Быстрый взгляд при этом «все-таки» — и только; просто дама — и больше ничего.
— Моя невеста прислала меня по поводу ребенка, — сказал Минго.
Окно открыто, но шторы спущены. Ждет ли еще Мария терпеливо внизу?
— Спросите моего брата, куда он его девал! Это его ребенок. Мария — его невеста. Вы никогда не были у нее единственным, как вы знаете. И вы что-то медлите со свадьбой! А Курт уже принял решение. Для девушки это всегда самое главное. До свиданья! Привет моему любезному Вармсдорфу!
Минго в сущности уже удалился. Он только стоял здесь, точно покинутый самим собою. Он слышал, как дама продолжала:
— Курт спешит к высокой, красивой женщине, от которой у него ребенок. Идите же к ней вдвоем! Мне здесь никого не нужно. Скажите вашей невесте: единственное, чего она должна остерегаться, — это приходить сюда!
Брат чувствовал, что в ее холодном голосе звучит тяжелое, глубокое горе. Во всем свете он один мог это расслышать. Рванув Минго за руку, Курт вывел его из комнаты.
Когда они появились в передней, Лисси, говорившая по телефону, оборвала на полуслове. Дверь на лестницу захлопнулась за ними. Раздался звонок из комнаты.