Ответом ей был крик. Адель даже подняла руки, ей показалось, что высокая, сильная гамбуржанка неизбежно набросится на нее. Только прождав напрасно с минуту, она поняла: это горе, достигшее своей вершины. «Оно выглядит как… как грозный ангел», — открыла Адель.
Она сознавала, что нервы ее до крайности напряжены, но все же из потребности говорить выдала то, о чем бы лучше было умолчать.
— Ну как, хочешь получить наследство? Вместе с Минго? Тогда ты мне поверишь, что Адель Фукс ничего против тебя не замышляет? Вы устроитесь вдвоем при отличном деле, будете оба богаты. Спроси Курта! Он уже ясно представил себе, как его лишают наследства, потому-то он и перестал мне доверять. Сейчас он сидит у Кирша. Беги туда же! Но скажи ему, пожалуйста, что тебе уже вернули ребенка. Что ему наши россказни! — прокричала она в отчаянии.
Один только Минго мог разрубить узел. Хмель совсем сошел с него. Он силком увел Марию из ресторана.
Когда они выбрались на улицу и прошли еще квартал, он спросил:
— Эта женщина — сумасшедшая?
Мария не ответила, но ей пришло на память, как вначале и она считала всех умалишенными. Тем не менее нужно было защищаться, бороться не на жизнь, а на смерть.
— Где ты была все время? — спросил Минго.
Где только Мария не была! Бегала несколько раз в уголовный розыск, но все не заставала Кирша, а в ожидании снова подошла к дому Викки. Но опять не решилась подняться по лестнице — из страха перед самой собой. Спряталась снова в подъезде напротив. Прячась в первый раз, она видела оттуда, как Минго с Куртом вышли вдвоем, под руку, — ей это многое открыло. Ребенка в квартире не было — или оба они от него отступились. Она почувствовала, как вокруг нее стеной поднимается ужас, и не сделала ни шагу, пока те двое не скрылись с глаз.
Когда она снова притаилась в подъезде — уже после двенадцати, — к дому подошла сиделка. Мария бросилась в поток автомобилей, догнала женщину:
— Вы идете к ребенку!
— К какому ребенку?
— К Бойерлейнам, на третьем этаже.
— Правильно, фрейлейн. Но насчет ребенка мне ничего не говорили. Почему это вас так волнует?
— Вы лжете! Там ребенок. Вы пришли унести ребенка!
— Не дурите! У дамы припадок. Вас это нисколько не касается. — Сиделка высвободилась.
Мария заставила себя прокараулить еще целый час. Потом поехала на квартиру к Адели и, так как ей не открыли, направилась в «Гарем».
Она спросила у Минго, который час, остановилась и подозвала такси. Уже пора, теперь они застанут Кирша дома.
Он жил в Штеглице и в этот час только что пообедал и закурил трубку. Он сидел на зеленом диване, широко раздвинув, колени, и не встал ради юной четы. В маленькой комнате с чучелом серны, одинокой золотою рыбкой, скатерками он казался еще массивней, чем всегда. Слишком большая сила для домашнего обихода — они несколько приободрились только тогда, когда маленькая жена Кирша стала убирать со стола. У нее были пухлые ярко-розовые щечки, самый склад лица побуждал ее непрестанно улыбаться, а волосы, неостриженные, были собраны на затылке в пучок.
Она состряпала обед своему старику и сама его накормила, хоть он и держал для нее служанку. Она так бывала рада, когда муж честь честью сидел за столом и ел; это случалось не каждый день. Уж эта ей служба, без твердо установленных часов и с непредвиденными поездками и опасностями! Мужу приходится бросать дом, его призывает долг. Хорошо, если жена все это понимает, а то ее чаще одолевали бы мысли о том, как легко может случиться, что его принесут к ней с пулей в груди. Так она и ждет его в вечной неизвестности, но с упованием, на мирной пригородной улице, где живут добропорядочные труженики.
Он чуть заметно кивнул ей грузной головой, и она послушно удалилась. С порога она еще раз осмотрела посетителей. Они, по-видимому, были не из самых опасных, но зачем притаскивают они сюда, в дом, свои дурные и шалые дела?
Они стояли перед ним вдвоем. Кирш смотрел на них молча и выдувал на свое лицо клубы дыма. Его рука, лежавшая на чубуке трубки, не была ни грузной, ни мясистой, нисколько не похожа на бифштекс, скорей наоборот: слишком легкая, с нервными пальцами. Мария заметила, что рука лежала, словно погруженная в раздумье. В то же время ее поразила мысль, что она еще ни разу не разговаривала с Киршем. Он с каждым разом все приближался к ней, и вот она стоит перед ним и больше не может ждать.
— Господин Кирш! Господин Кирш! У меня украли ребенка! Мне страшно! Что, если его убили!