Он чувствовал превосходство жены и не думал его отрицать. Он знал, что в свое время оказался ее избранником только потому, что Нора любила одного высокопоставленного офицера, и с этим романом надо было как-то покончить. Одного воспоминания об этом было достаточно, чтобы он постоянно чувствовал себя в подчинении у жены. Этого удачливого человека смущало и эстетическое воспитание Норы, ее умение держаться в обществе, ее женственность, чувство собственного достоинства. Это была светская дама старого общества, не признающая никакой деятельности, даже такой, которая, казалось бы, сама собой напрашивалась в ее положении. Детей у них не было. Но больше всего подавляла Шаттиха монументальность ее фигуры, широкий и грубый костяк, — особенность всех членов ее семьи; белая кожа и упругая плоть, облекавшие остов этой красивой особы, с течением времени перестали соблазнять Шаттиха; он обманывал ее с другими. Однако уважение к ее монументальным размерам засело в крови у этого низенького пузатого толстяка. Как бы высоко он ни взлетал, по отношению к ней он всегда оставался тем же маленьким человечком: физически, по языку и происхождению. В ее присутствии он никогда не забывал, что отец его был всего-навсего унтер-офицером и писцом при магистрате. В обществе ему еще удавалось, правда с переменным успехом, скрывать свое прошлое. Это было особенно трудно, когда Шаттих впадал в хорошее настроение: он становился тогда вульгарным. А повеселиться он любил.
Шаттих считал, что веселиться могут все: и бедный и богатый. В жизни каждый попадает на то место, где он лучше всего себя чувствует, каждый получает то, что ему причитается. И если сам он, Шаттих, не довольствуется годовым доходом меньше чем в полмиллиона, то его старый друг Бирк мирится с ничтожнейшей частью этой суммы и даже рад ей. Ибо главный инженер Бирк в конечном счете сам определил свою судьбу, произведя на свет многочисленное потомство. И раз он вкупе со своей дражайшей супругой наплодил семь человек детей, из которых шестеро остались в живых, значит такая судьба ему под стать. Время от времени Шаттих пересчитывал их и убеждался, что все налицо.
За главным инженером Бирком в обыденной жизни водилось много странностей. Он почти всегда работал, как большинство людей в наше время, у него были дети, как у нас с вами, он, как всё в природе, боялся смерти. В семь утра он отправлялся на службу, ничем не отличаясь в этом отношении от своих рабочих, и лицо его неизменно выражало прямоту и мужество. Вот, например, сейчас, когда мы встретились с ним впервые, он поднялся на железнодорожный мост высотой в сорок два метра — свое еще не завершенное творение. А ведь Бирку шел шестой десяток, и он занимал видное место в том самом концерне, одним из заправил которого являлся Шаттих. Если смотреть в корень, в его служебном положении было много общего с семейным. Разве ни с того ни с сего произведешь на свет семерых детей? Нет. Но Бирк действовал сообразно своей особой мудрости. Наш долг — трудиться, рожать детей и умирать. Одно нисколько не печальнее, чем другое; немного самоотверженности, немного иронии — и все это становится вполне терпимым. Самоотверженность и ирония привели к тому, что он все преувеличивал: слишком много работал и наплодил слишком много детей. Что же касается смерти…
Он уже не увертывался от нее с прежней решимостью, его жена вечно на это жаловалась. Он был неосторожен, того и гляди станет жертвой несчастного случая, а ведь он бы ничего после себя не оставил — кроме скромной страховой премии. Бирк был склонен иронически переносить неудачи; и как раз поэтому шел под уклон в такую пору, когда налицо были блестящие возможности подъема, использованные тем же Шаттихом. А в 1928 году он еще потерял жену. Перед смертью она как будто хотела выразить ему благодарность. Так по крайней мере он ее понял. Ему, мол, не в чем себя упрекнуть. Он сказал во мрак уже окутывавшей ее ночи: «Легко могло случиться, что я пустил бы на ветер наше состояние. Чувствую, что по своей натуре мог бы еще многое натворить».
Бирк с молодых лет был известным инженером. Он строил мосты и дороги в Малой Азии и в России, сначала под руководством других, а затем и самостоятельно. Его имя облетело весь мир, — а ведь таких имен, считая все области человеческой деятельности, было всего лишь несколько сот. Уже в 1900 году, в год Парижской международной выставки, Бирк пользовался такой известностью, что его избрали членом Высшего международного комитета.