— Так вот где вы встречаетесь, — сказала Марго и не получила ответа. Сестры стояли у моста совсем одни. Жители фабричного городка сидели по домам и обедали. Но по реке плыло много лодок с загорелыми юношами и девушками, пестрели свитеры, яркие шелковые флажки, а небо окрасило реку в густо-синий до черноты цвет. Домны среди нагромождения угля стояли, будто отвернув головы, не удостаивая взглядом ни людей, ни ландшафт.
— Как бы тебе не пришлось искать его в реке, — произнесла Марго, сама не зная, что она хочет этим сказать. Злоба душила ее, и слова ее только это и выражали: в них звучала злоба. Инга пожала плечами.
— Сумасшедшая, — сказала она и сразу почувствовала облегчение.
— Ах, сумасшедшая! А почему же ты отказалась поехать с Брюстунгом? А почему ты слоняешься здесь, где никто не может вас встретить? Толков уже сколько угодно. Ты ставишь себя в смешное положение.
И все-таки Марго, как ни душил ее гнев, продолжала размышлять. Она хорошо знала, что Инга не ставила в смешное положение ни себя, ни сестру, комической фигурой был, вероятно, мужчина, которого теребили со всех сторон. Но как раз с этим Марго ни за что не согласилась бы. Она снова пробормотала первое, что пришло на ум, лишь бы дать выход гневу. А к гневу прибавилась еще досада на себя. Поэтому она кричала все громче, все злее.
— Ты хотела добиться, чтобы он сбежал с тобой. Скажешь, это моя выдумка, — крикнула она, отвечая на безмолвный вопрос Инги. — Да он же сам сказал мне об этом.
Марго заплакала, в ее сорвавшемся голосе слышались слезы бессилия. Все, что она говорила, было сплошной ложью, даже на мужа она взвела поклеп. Как это случилось? Быть во всем правой и все же почему-то непрерывно врать и клеветать. Как ей теперь попрекнуть Ингу фиалками, уж конечно это подарок Эмануэля. Все, что произошло здесь, у моста, было ей теперь непонятно; хотелось одного — уйти; тело ее уже напряглось для поворота, как вдруг в последнее мгновение у нее вырвалось единственное бесспорно верное слово:
— Проститутка! Вот ты кто — проститутка!
Но это слово, как только Марго произнесла его, сковало ее по рукам и ногам. О том, чтобы уйти, теперь нечего было и думать; перед ней стояла Инга, ее сестра, превращенная этим словом в какое-то новое, необычайно интересное существо. Марго с любопытством ждала. И не было уже в ней ни гнева, ни досады.
Инга, будто она ничего и не слышала, сказала:
— Я шла к отцу.
Усталость и печаль — вот все, что почувствовала Марго в этом ответе. Да ничего другого и не было. Обидное слово не коснулось Инги.
— Я хотела поговорить с отцом… Если бы ты была другая!..
Марго опустила глаза. Она думала: «Я? Я опускаю глаза? Мне быть другой? Какой же это мне быть, чтобы она говорила не с отцом, а со мной? Непонятно». Она подняла веки и увидела, что Инга так же растерялась, как она сама.
— Я тоже собиралась к отцу, — сказала нерешительно Марго. Что же им, рядышком теперь идти? — Иди лучше ты.
— Но ты не другая, — сказала Инга решительно и в то же время бережно.
От этого Марго содрогнулась. Они с Ингой уже вышли из того возраста, когда, поссорившись, попросту вырывали друг у друга куклы из рук. И ей вдруг это стало до ужаса ясно. Теперь у них возникали сложные и противоречивые мысли, слова, лишь на мгновение казавшиеся полной правдой, чувство благодарности за детство, которое они прожили вместе, и глубокий упрек за него же. Но что толку, если все это сложное сплетение мыслей и чувств привело их к тому, что они все-таки рвут друг у друга куклу, пока у нее не отскочит голова или не вывалятся внутренности.
Когда Марго повернулась и ушла, ее охватили новые, еще худшие страхи: Эмануэль может погибнуть не только для нее, но и вообще. «Я должна его удержать», — храбро твердила она всю дорогу, возвращаясь домой по большому пустынному предместью. — Если на время Инга и получит его, это ведь еще не конец. «После этого он будет по-настоящему принадлежать мне».
Марго не говорила: я борюсь и страдаю, хотя эти или подобные этим слова смотрели на нее с афиш кино, мимо которого она проходила. Ей не казалось, будто она играет какую-то интересную, роль. Она вовсе не собиралась подолгу заниматься своими ранами, упражняться в стенаниях; надо было действовать, и действовать разумно. А теперь пора позаботиться об обеде. Если Эмануэль и встретился с Ингой, то ведь в конце концов вернутся же они домой.
Когда Марго опять задела плечом стену церкви св. Стефана, у нее вдруг мелькнула мысль, которую она тут же привела в исполнение: поднялась по ступенькам, не оживляемым теперь ничьими шагами. Непринужденно окинув ясным взором мистические своды, она села и стала молиться. Молилась она с глубокой и страстной сосредоточенностью. Если бог обитает в этих стенах, он услышит ее. Но Марго прекрасно знала, что ее молитва, даже никем, кроме нее, не услышанная, вдохнет в нее новые силы.