Однако, несмотря на его многочисленные самостоятельные работы, нажитые им средства не превосходили капитала среднего буржуа. И все же они помогли бы детям встать на ноги. Но инфляция 1920–1923 годов целиком поглотила и это состояние. В то время Шаттих не переставал удивляться своему другу молодости. Тогда они еще не жили, как впоследствии, в одном и том же районе и даже в одном доме, но встречались в Берлине или в других местах, и при каждой встрече Шаттих допытывался, сколько же денег Бирк снова успел потерять. Сам Шаттих в то время стал много зарабатывать, и разорение друга — судьба, противоположная его собственной, — вызывало у него сочувствие. Он похлопывал Бирка по плечу, смеялся и, как обычно принято в таких случаях, соболезновал. Однако тайное чувство удовлетворения говорило ему, что все в порядке и что в мире существует внутренняя справедливость. Именно поэтому он избегал что-либо советовать Бирку в его финансовых делах или в лучшем случае давал ему неверные советы; это было своего рода испытанием. Будь у Бирка хоть какое-нибудь право оставаться в рядах имущих, он пренебрег бы советами Шаттиха.
Летом 1922 года Бирк истратил отцовское наследство. Он всегда отделял его от собственных средств; без этого наследства ему было бы трудно закончить образование и выполнить первые работы. Когда Бирк потерял все, что приобрел самостоятельно, у него остались, как в молодые годы, только шестьдесят тысяч марок — его доля в наследстве отца. Ценность этих денег упала так низко, что их хватило только на шестинедельную поездку с семьей в горы. И в один прекрасный день инженер Бирк выбыл из рядов капиталистов и проснулся пролетарием.
Переход в другой класс общества в пятьдесят лет от роду дался ему нелегко. Его предки, поколение за поколением, принадлежали к богатым людям. Каждый его предшественник начинал свою деятельность со свежими силами, был постоянно огражден от нужды и в известной мере застрахован от неудач. Отныне Рейнгольд Бирк и его наследники лишились этой защиты. Кончились деньги, кончилось и независимое положение. Миновала пора, когда он, словно какой-нибудь тенор, ездил за границу на гастроли, которые прекрасно оплачивались. Бирку пришлось с помощью своего друга Шаттиха устроиться на службу и еще благодарить за это рейхсканцлера.
Все эти потери повлекли за собой еще одну: потерю имени. К этому времени знаменитости растворились в безыменной армии трудящихся. Не то чтобы их замалчивали, отнюдь нет: их называли и показывали, но вместе с тысячами других. Даже печатный орган концерна, в котором устроился Бирк, помещал два раза в месяц около семидесяти фотографий заслуженных техников всевозможных рангов, демонстрируя их им же самим и всем их современникам.
Но как ни тяжелы были условия новой жизни, они против ожидания принесли с собой стареющему человеку обновление всех сил: он стал подвижнее, беззаботнее и завязал связи с молодежью, не знавшей иной жизни, кроме нынешней. Жизнь с самого начала научила молодое поколение не бояться необеспеченной будущности и ежеминутно грозящей безработицы. Конечно, страх этот не был преодолен до конца, они все еще боялись; но, глядя на своего зятя Эмануэля Раппа, Бирк убеждался, что молодой человек преодолевает свой страх перед жизнью, опьяняясь вечными переменами. Он уже перепробовал с дюжину самых разнообразных профессий, не считая случайных работ и военной службы. А это немало, если принять во внимание, что он ничему не учился и даже в служащие концерна попал случайно, без специальной подготовки. Ему это удалось благодаря женитьбе на Марго Бирк — дочери главного инженера. Почему он женился на Марго? Возможно, что ее сестра Инга оказалась бы ему больше под стать. Она была непосредственнее и, по-видимому, куда больше отвечала духу времени, чем мечтательница Марго. Но то, что Марго предавалась мечтам, беспокоило только отца, мать этого не замечала. Госпожа Элла Бирк всю жизнь думала, что вся разница между детьми в более крепком или более хрупком здоровье, в больших или меньших видах на счастье, которые каждый из них носил в себе. Почему все должны быть бойки и деловиты? Ей казалось, что у Марго самый нормальный характер и что она во всяком случае имеет право на большее, чем быть женой вот такого Эмануэля. Но тщетно протестовала она против этого брака. Что поделаешь, Бирк совсем влюбился в молодого человека. Мать упрекала его в том, что он предпочитает Эмануэля собственным детям. И этому не трудно было поверить.
Но чего добивалась госпожа Бирк, попрекая дочь мужем? Конечно, он ничему не учился, был человеком мятущимся, без выдержки, без определенного направления в жизни. Эмануэль Рапп ничего не прибавил семейству Бирк, но и семья фон Боттин, из которой происходила госпожа Бирк, в свою очередь ровно ничего из себя не представляла. Это были захудалые помещики, не сумевшие подняться даже при тех сдвигах, которые произошли в жизни общества в новейшие времена. Госпожа Бирк всегда была только пассивной спутницей своего мужа, она не могла быть ему полезной. Нора Шаттих, та по крайней мере прежде чем утратила превосходство над мужем, содействовала его продвижению; она была как дома в сферах, куда он только еще стремился проникнуть. У Эллы Бирк за всю ее жизнь был лишь один козырь в отношении мужа: ее дворянское происхождение. К счастью, это не имело для него никакого значения, ведь они любили друг друга.