И ушел.
VIII
Эмануэль, однако, опередил его: он ринулся на лифте вниз и выскочил на улицу, прежде чем Эман спустился с шестого этажа. Юноша ждал, скрытый за колонной, у входа в парк Монбижу; он видел, как Эман подошел к стоянке такси, а когда машина тронулась, сам сел в другую.
Впервые в жизни преследовал он мужчину, и в сущности это ошеломило его не меньше, чем слежка, которой он сам подвергся в то утро. Но над всем возобладала жажда действия. Куда направляется Эман? Куда бы он ни направлялся, во всяком случае он увлек Эмануэля далеко в сторону от больницы, в западную часть города — к нарядным кварталам, где красовались виллы двух сотен крупнейших богачей. Эмануэль угадал истину раньше, чем машина Эмана подкатила к дворцу председателя «И. Г. Хемикалиен».
Мгновенно юноша понял все. Эман, докладывающий в эту минуту о свидании со своим другом, сам и говорил с ним, когда Эмануэль думал, что беседует с личным секретарем председателя. Да, Эман выдал себя за секретаря; первые слова он произнес своим обыкновенным голосом. И не кто другой, как тот же Эман, шел за ним по переулкам, прилегающим к Паркштрассе. Те, чью волю он вершит, приказали ему шпионить за своим приятелем, а теперь ждут, что он принесет им взрывчатое вещество. Ведь Эман откровенно домогался его.
Но тут же Эмануэля взяло сомнение. И вовсе не потому, что все это показалось ему страницей из приключенческого романа, — юноша не проводил четкой грани между приключением и обычной действительностью, — а просто потому, что он подходил к жизненным явлениям с той же меркой, что и Эман: оба стремились разбогатеть любой ценой. Казалось бы, именно поэтому следовало насторожиться, но симпатия заглушала подозрения. Оттого, что Эман прибегнул к таким необычным средствам, его дружба казалась Эмануэлю особенно надежной. Перед ним сейчас было два Эмана: один словно бы сошел с экрана, другой был обыкновенный, будничный.
Но прежде всего Эмануэлю, при его натянутых отношениях с Марго, хотелось, чтобы она оказалась неправа. Нет, Эман, разумеется, не таков, каким ей представляется. Она всячески усложняет реализацию взрывчатого вещества. Государственная измена — и где только подхватила она это словечко, кто ее надоумил? Значит, Марго на стороне Шаттиха?
Кровь бросилась ему в голову. От ревности он забыл об Инге, о Норе Шаттих, о собственных глупостях, даже о своей страсти. В смятении своем он видел одно: Марго с Шаттихом. Он чуть не остановил машину. Этот припадок произошел как раз возле Сенного рынка. С трудом овладев собою, Эмануэль поехал дальше, он и так опаздывал на свидание.
Торопливо шагая по коридорам больницы, он столкнулся со своим шурином Рольфом, выходившим из кабинета врача. Рольф не возражал против того, чтобы отца навещали.
— Побывай у него сам и приводи, если хочешь, его друзей и сослуживцев! Отец слишком много времени проводит в одиночестве. Ушибы не так уж опасны, нет никакой надобности оставлять его по целым дням наедине со своими думами.
— Да, это ужасно! — подхватил Эмануэль. — С утра до вечера думать!
— Есть и признаки депрессии, — добавил Рольф. — Отец все говорит об ответственности, которую он не в состоянии нести.
— Какая же у него ответственность? — спросил Эмануэль.
— Больной от нее не свободен, пока есть надежда на выздоровление.
— В надежде-то все и дело, а ответственность тут вовсе ни при чем, — решил юноша.
Эмануэль поспешил дальше; он прошел мимо палаты, где сидела Инга. Но он ее не видел, а она заметила его через полуоткрытую дверь. Она давно уже дожидалась сестры милосердия, которая должна была проводить ее к отцу. Инга пришла в больницу еще в час дня, когда отец обедал или по крайней мере получал обед. Затем ему полагалось спать, хотя он, может быть, просто лежал. В его самочувствии произошел какой-то сдвиг, появились симптомы, о которых медицинская сестра не хотела говорить дочери.
— Увидите сами!
В ожидании Инга сидела в пустой палате, а мимо то и дело сновали мужчины, чтобы взглянуть на нее.
Это были больные, тоскливо и жадно смотревшие на цветущую девушку. Они просовывали в полуоткрытую дверь бледные лица, потом бесшумно исчезали, скользя в войлочных туфлях. Инга не догадалась закрыть дверь; в голове ее беспорядочно мелькали мысли: «Если бы я вышла чемпионом на теннисном турнире, со мной не случилось бы ничего подобного. Я не умею добиваться своего и быстро сдаюсь. Но теперь… Эмануэль… это уже настоящая беда… Он еще не понимает. О чем он думает? Что будет с Марго и со всеми нами?»