Ему следовало бы поддержать чистую и храбрую Марго; он сам и даже Инга чувствовали это. «Пусть уж обстоятельства помогут Марго защитить свои права», — думал Бирк. Инга первая позвала его на помощь: это был зов крови. Он думал: «Не странно ли, ее кровь — это же и моя кровь. Я всегда был человеком долга. Как же много я глушил в себе, когда строил план своей жизни! Но у меня был хотя бы план жизни. У этого ребенка и того нет». И сердце его раскрылось.
Сердце вечного труженика и бескорыстного мыслителя широко распахнулось перед юным созданием, которое мучилось только муками неутоленных чувств и знало лишь одно: желать, терять и снова напрасно желать. Инга увидела в нем такую беззаветную любовь, что, как ни была полна собой, все-таки пожалела его. Она жалела Бирка за его чувство к ней, за то, что он стар, за то, что он ее отец. Она снисходительно поцеловала его в щеку. Равновесие было восстановлено, и они продолжали беседу.
— Какого ты мнения о нем? — спросил Бирк.
— Об Эме?
Она ответила только жестом — повернула руку, покоившуюся на бедре, ладонью вверх и тотчас же водворила ее в прежнее положение. А он в это время сделал точно такое же движение. Оба заметили это и улыбнулись, подтрунивая и над родственностью их натур и немного — над милым Эмом, о котором у них сложилось отраженное в этом жесте мнение.
Бирк счел нужным внести поправку и подчеркнуть:
— В этого юношу я верю твердо, потому я и завел его.
— Ты завел его?
— Как заводят мотор — и вообще, как будто этот юноша — мое изобретение. Но тебе этого не понять.
— Мне? Да мне всего час понадобился, чтобы его изобрести. И того нет: каких-нибудь десять минут. — Она отвела взгляд, она зашла слишком далеко.
— Ну, хорошо. Пусть он будет таким, как тебе по сердцу. Его изобрела ты. Теперь ты должна сделать еще кое-что: спасти его! Да, спасти! Десять минут любви — это еще не победа! — сказал он беспощадно. — Будь начеку! Он наделает глупостей, которые могут стоить ему жизни. Не оставляй его! Последи за ним!
У нее даже заняло дух. Поняв всю серьезность положения, она воскликнула:
— Я умру вместе с ним!
— Не об этом шла речь, — трезво сказал отец.
Но Инга почувствовала облегчение, после тех быстро промелькнувших минут у нее впервые вырвался счастливый вздох. «Я умру вместе с ним!» — тогда она не посмела крикнуть: «навеки», зато теперь она была вознаграждена.
— Совсем не то от тебя требуется, — настойчиво продолжал отец. — Ему расставят сети, да, настоящие сети, как наследнику, от которого хочет избавиться банда преступников. Ты, верно, читала о таких вещах. И уж в эту ловушку он угодит, можешь не сомневаться.
— Ты считаешь его глупым?
— Так мы его не назовем. Юношу, которого ты любишь и от которого даже я без ума. Скажем: бурная натура.
— Да, бурная.
— И, значит, непостоянная. Долго ли длится буря?
Он ясно видел, что она его не одобряет. Поэтому он заговорил просто и настойчиво.
— Если тебе покажется, дорогое дитя, что нашему мальчику грозит опасность, позови меня. Я приду немедля.
— Ведь ты лежишь тут и предаешься размышлениям, — сказала она чуть-чуть пренебрежительно.
Вместо ответа он одним прыжком соскочил с постели. Инга не верила своим глазам. Надев поверх пижамы кашемировый халат, он сделал несколько кругов по комнате. Шагал он довольно твердо, дочь не могла этого не признать.
— Да ты совсем молодец, папочка. Бороду долой — и, пожалуй, нам не уступишь.
— Уж он-то облысеет раньше меня, — отозвался Бирк и откинул свисавшую на глаза прядь волос. — Но для приключения тысяча девятьсот двадцать девятого — тысяча девятьсот тридцатого года мне нужен этот мальчик, понимаешь? Все, что он предпринял до сих пор, мне ясно как божий день. Я знаю его врагов, предвижу возможные осложнения. Словом, сижу рядом с ним в гоночной машине. Поняла? Нет!
— Это значит, что ты можешь внезапно появиться там, где понадобится твоя помощь? — сказала Инга с той же насмешливой ноткой, но уже с некоторым испугом.
— Мысленно, — поправил он. — Только мысленно, но и этого достаточно.
— Хотела бы я знать, какой будет прок от того, что ты мысленно будешь с нами, когда в него пальнут.
— Не забывай, что дух может, как говорится, витать в другом месте. Очевидно, в этот момент он расстанется с телом.
— Папочка! Нельзя этого делать!
Теперь он по-настоящему ее испугал. Человек в пижаме, в кашемировом халате, а говорит, как кудесник. Пришлось ее успокаивать.